11.

Автор: Когда до линии фронта оставалось считанные километры, бойцы противотанковой дивизии попали в засаду: по ним со стороны господствующей над местностью высотки ударил пулемет.

«Берегись, немцы!» – крикнул Анатолий, лихорадочно срывая с плеча автомат и падая на сырую землю, и сейчас же почувствовал тупой удар в плечо.

Плечо, а за ним вся правая сторона тела мгновенно занемели.

«Ранены, товарищ политрук?» – охнул верный сержант Загорулько, прикрывая политрука своим телом.

Загорулько подхватил истекающего кровью Анатолия на руки и потащил вперед, к спасительным зарослям орешника, где надеялся укрыться от пулеметов, в то время как остальные бойцы гвардейской противотанковой дивизии, в первые же секунды боя сраженные вражеским перекрестным огнем, навсегда остались на ромашковом лугу, – смотреть остекленевшими зрачками в бездонную синеву неба.

«Погоди, политрук, передохнем и снова поползем, – прошептал, сваливая слабо стонущего Анатолия на влажную от росы пахучую траву и переводя дух, Загорулько. – Не боись, все будет хорошо».

Несмотря на данное обещание, сержанту не суждено было выволочь политрука в безопасное место. Шальная пуля ударила его в затылок, и Загорулько без звука свалился на землю. Анатолий с трудом приподнял над ромашками окровавленную голову и увидел цепь фашистов, прочесывающих поле.

Скоро все будет кончено, понял он.

Раненый опрокинулся на влажную от росы землю и на мгновение отключился. Очнулся от того, что кто-то бережно тормошил его за плечо. Разлепив глаза, увидел молоденькую санитарку, невесть как тут очутившуюся, склонившуюся над ним и пытающуюся привести в чувство.

«Беги, здесь стреляют», – прошептал Анатолий, морщась от боли.

«Я вас до санчасти доволоку, товарищ политрук, – пролепетала девчонка. – Линия фронта рядом, переползем как-нибудь».

Девчонка попыталась сдвинуть раненого с места, но не смогла. До них, затерявшихся на ромашковом лугу, уже доносились лающие немецкие фразы, означавшие одно: скорую и неминуемую погибель.

«Беги, дуреха, беги», – истово шептал Анатолий, но санитарка не слушала.

«Я их отвлеку, товарищ политрук, а вы здесь пока полежите, – прошептала она, склоняясь над контуженным и приятно щекоча его окровавленное ухо теплыми губами. – Я за вами приползу, как стемнеет».

Анатолий застонал и перевернулся набок, не понимая, как девчонка собирается отвлечь немцев, растянувшихся по ромашковому полю длинной цепью. Санитарка в это время, стоя на коленях, чтобы не заметили фашисты, ловко расстегнула пуговки на гимнастерке, а затем и вовсе стащила ее с себя. Потом спустила юбку и освободилась от нижнего белья, оставшись вовсе без одежды. Ошеломленный Анатолий, не веря глазам своим, смотрел на остренькие девичьи грудки и черный треугольник между ног, на все ее худенькое, только наливающееся женской спелостью тельце. Он совершенно не представлял, зачем санитарка разделась.

Вот бесстрашная куда-то пропала и вынырнула шагах в двадцати от раненого, крича в направлении совсем уже близко подступивших немцев:

«Ля-ля-ля-ля!»

Анатолий услышал многоголосый возглас изумления, прокатившийся по идеально ровной фашистской цепи:

«Фрау! Фрау!»

Анатолий приподнялся на локтях, пытаясь понять, что девчонка задумала и в то же время стараясь, чтобы фашисты не обнаружили его местонахождение. Впрочем, растерянные и изумленные немецкие солдаты смотрели не на загнанного советского бойца, а на обнаженную санитарку, столь неожиданно возникшую и не менее неожиданно занырнувшую обратно в ромашки. Фашистский строй заколебался: несколько распаленных похотью немцев, в первую очередь офицеров, бросилось туда, где мелькнуло обнаженное женское тело. Вслед за офицерами потянулись остальные. Смертоносная цепь изогнулась и сменила направление. 

«Фрау! Фрау! Хальт!», – слышались возбужденные немецкие голоса.

«Ля-ля-ля-ля!»

Это девчонка, возникшая уже в другом месте, подальше от распластанного на траве Анатолия, призывно махала ладошкой. Фашисты бросились к фрау со всех ног, но обнаженная красавица исчезла в густой траве. Цепь развернулась на девяносто градусов и хаотично, распадаясь на отдельные звенья, двигалась теперь в обратном от Анатолия направлении.

«Она уводит фашистов от меня!» – понял Анатолий и перед тем, как потерять сознание, отчего-то заплакал.

Очнулся ночью, когда несколько пропахших партизанскими кострами фельдшеров клали его на самодельные носилки. С фельдшерами была его спасительница, одетая во что-то мужское и безразмерное.

«Ты красивая», – успел прошептать политрук перед тем, как провалиться в небытие.

«Ишь чего!», – услышал он сквозь обрывки боли задорные и одновременно жалостливые слова.