Эпизод второй: Один в джунглях

Сознание возвращалось медленно и как бы нехотя. Сначала оно вернулось, а потом Никитка вспомнил, где он находится и что произошло. Осознав, в какой необычной ситуации очутился, мальчик решил, что промедление смерти подобно, и не стал медлить: вскочил на ноги и, прижимая к груди с таким трудом обретенный дневник, высоко подпрыгнул, потом подпрыгнул еще и еще.

Как вы понимаете, Никитка пытался запрыгнуть обратно в комнату, только напрасно. Попрыгав некоторое время, Никитка понял, в каком дурацком положении находится: запрыгивать было некуда, потому что мальчика окружали самые настоящие дикие джунгли, – кроме зелени, ничего вокруг не было.

Окружавшая мальчика зелень была не обыкновенная, как в лесопарке возле дома или в лесу на даче, а мясистая, насыщенно-темная и мокрая, будто после дождя. Наверное, в джунглях недавно прошел дождь. Берез и дубов среди растительности Никитка не заметил: деревья были гигантские, знакомые по передачам о растительном царстве, – в жизни таких деревьев Никитка не видел. Древесные кроны уходили высоко-высоко вверх, где переплетались между собой, образуя сплошную зеленую поверхность над головой. Кроны были такимигустыми, что не позволяли разглядеть небо, отчего в джунглях царил полумрак, как в комнате с зашторенными окнами. С деревьев спускались лианы: это такие вьющиеся канаты растительного происхождения, которые растут в джунглях и свисают откуда попало, чтобы по ним могли лазать обезьяны и другие тропические животные. Трава была такой высокой и плотной, что могла сойти за кустарник: покрывая Никитку с головой, она мешала понять, откуда мальчик так неудачно сверзился.

Раздвинув близлежащие ветви и привстав на цыпочки, Никитка убедился, что над местом его падения... ничего нет. То есть абсолютно ничего, кроме зеленой растительности, как везде. Конечно, он мог свалиться откуда-то повыше… но не совсем свысока, не с неба же! Если бы мальчик упал с неба, то при падении расшибся в лепешку, однако жив-здоров, только спина почесывается от падения. Нет, Никитка понимал, что высота падения была не слишком внушительной, однако никак не мог отыскать место. Сюда он упал – значит, выпрыгивать должен был отсюда... но откуда отсюда? Никакого пригорка или ступенек, да и откуда в джунглях взяться ступенькам?

Поняв, что ступенек нет и не предвидится, Никитка расстроился – даже не столько расстроился, сколько растерялся, а если совсем по-честному, то не растерялся, а разревелся. Разревелся ребенок основательно, но это оттого, что положение выглядело безнадежным. Ступеньки его доконали – мальчик понимал, что без ступенек не сможет залезть обратно в комнату. Да и куда лезть-то – никакого люка или отверстия поблизости. Что скажет мама, когда выяснится, что ее старший ребенок заблудился в джунглях?

Едва Никитка вспомнил о маме, слезы хлынули из глаз в пять раз сильнее, чем раньше. Слез было не остановить, поэтому пришлось терпеливо ждать, когда их запас иссякнет.

Запас иссяк минут через пять или десять, за которые ничего нового не произошло. Теперь можно было спокойно обдумать, что предпринимать дальше. Надеяться на то, что мама, обнаружив пропажу старшего сына, организует экспедицию в джунгли? Никитка в этом сомневался. Да и в какие джунгли организовывать экспедицию – в телевизионные? Ваши родители, придя с работы и обнаружив телевизор включенным, разве бы догадались, что ребенок сдуру сунулся за дневником в телевизор, где и остался? Ой, навряд ли – не такие родители догадливые!

На всякий случай Никитка пару раз прокричал: «Мама! Папа!», – но никто ему, понятное дело, не ответил. Никитке самому стало смешно, как в такой ситуации можно надеяться от ответ. Как же, вот сейчас из-за мохнатого пальмового ствола высунется папа и скажет: «Ты чего, бестолковкин, здесь шляешься? Кто тебе разрешил разгуливать по джунглям не переодевшись и в одних носках? А ну марш домой, и о компьютере сегодня не помышляй»... Разумеется, ни мама, ни папа не откликнулись, потому что их поблизости не было – они были на работе.

Нельзя сказать, что Никиткин призыв остался совсем безответным: невдалеке, метрах в десяти или пятидесяти от мальчика, заверещал живой нечеловеческий голос. Наверное, это был голос прожорливого тропического хищника: Никитке почудилось, что голос заверещал в том смысле, что, мол, «иду, уже иду, только немного обожди».

Дожидаться обладателя верещащего голоса Никитка не стал, а ломанулся в противоположную сторону.

«Шут его знает, – пораскинул мозгами Никитка. – Вдруг это голодный леопард или чего похуже? Сожрет чего доброго, а потом с родителями разбирайся».

Бежать в носках было неудобно, а бежать в носках от леопарда страшно неудобно. От страха, что он бежит от леопарда в одних носках, Никиткино сердце громко колотилось.

Джунгли плохо приспособлены для бега: они слишком густые, поэтому приходится не столько бежать, сколько продираться сквозь траву, кустарники и свисающие с деревьев лианы. Если с чемпиона мира по бегу стащить кроссовки и забросить в середину джунглей – чемпиона, конечно, а не кроссовки, – он, наверное, на первый юношеский разряд не набегает!

Никитка не был чемпионом мира, тем не менее бежал довольно быстро и очень долго, пока не споткнулся о корень и не упал, закрыв голову руками. С испугу мальчику почудилось, что леопард вот-вот настигнет его и разорвет в клочья. По счастью, никакого леопарда за спиной не оказалось – наверное, Никитка его обогнал. Обрадованный школьник с минуту подождал, не начнет ли кто им обедать, но обеденный перерыв в джунглях, вероятно, закончился. Можно было перевернуться, отдышаться и осмотреться.

Всюду, куда ни кинь взгляд, беспросветная зелень. Вверху заметно движение – его создают птицы, которые перелетают высоко-высоко над головой с ветки на ветку, ведя свою хлопотливую птичью жизнь. Птицы незнакомые, тропические  – с длинным и необычно ярким оперением и клювами причудливых форм. Никитка вроде бы опознал нескольких попугаев, но не был в этом уверен. Дома у Никитки лежала книжка о птицах, обитающих на земном шаре, да разве сейчас вспомнишь, как они называются.

Вскоре Никиткино внимание привлекла необычная птица, мелькавшая над его головой. Размером она была  намного больше остальных птиц и какая-то шарообразная, с растрепанными в разные стороны перьями. Перья были так сильно растрепаны и так странно переливались разными цветами, что скрывали крылья. Больше всего эта птица напоминала даже не птицу, а рыбу-луну, которую Никитка видел в другой книжке, про обитателей морских глубин. Что-то в этой птице мальчика заинтересовало, больно уж она была чудная и несообразная: птица и крыльями почти не махала, а как бы сама по себе висела в воздухе, и туловище ее переливалось всеми цветами радуги.

Никитка продолжал зачарованно наблюдать за этой невиданной птицей, которая, похоже, нисколько его не боялась. Птица то проделывала над головой мальчика концентрические круги, то опускалась почти по прямой линии. Чем ниже она опускалась, тем более потрясенно разглядывал ее Никитка, пока полностью не осознал, какая это большая и странная птица. В ее птичьей середине виднелось изображение чего-то до боли знакомого, как будто раму, в которую вставили нарисованную художником картинку, обклеили перьями или вообще не пойми чем. Птица подлетела ближе и зависла прямо над головой Никитки, который так и остался стоять с открытым ртом, увидев, какая картинка вставлена в середину птицы. Это была картинка его квартиры – точнее, не всей квартиры, а одной маленькой комнаты – точнее, не картинка, а телевизионное изображение. Вон папина софа, настенные часы над ней и оставшаяся открытой дверь в коридор.

В голове Никитки что-то явственно щелкнуло, и он все понял. Бывает же так: долгое время ничего не понимаешь, а потом возьмешь и в одно мгновение поймешь. С Никиткой так несколько раз случалось, однажды во время контрольной по математике. На протяжении урока мальчик мучился, не мог решить трудный пример с дробями, и только за две минуты до звонка неожиданно понял: ни за что ему этот пример не решить. И действительно – получил за нерешенный пример тройку. Теперь, как никогда отчетливо, Никитка догадался: это никакая не птица, а телевизор... шиворот-навыворот. Шиворот-навыворот значит с изнаночной стороны. Когда Никитка искал, как можно выбраться из дурацких джунглей, он же не догадывался, что искать нужно не пригорок или ступеньки, а телевизор с изнаночной стороны. Мог бы и догадаться, конечно.

Представьте, что вы забрались внутрь телевизора. Что вы должны в нем увидеть? Тот же самый телевизор, только изнутри, то есть с изнанки.

Всего существуют два способа посмотреть на телевизор с изнаночной стороны: нужно либо забраться внутрь телевизора, как Никитка, либо вывернуть телевизор наизнанку, вроде того, как вывернуть наизнанку майку или носок. Ничего особо интересного телевизор шиворот-навыворот не представляет. Это ящик размером со среднего страуса, из которого торчат микросхемы, транзисторы, резисторы... или редукторы? хотя не важно. В общем, торчит всякая электрическая радио-дребедень, напоминающая перья, а посередине ящика располагается экран, только не выпуклый, как в обыкновенном телевизоре, а вогнутый. Потому что если экран с одной стороны выпуклый, то с другой стороны он обязательно вогнутый.

То, что Никитка сначала принял за крылья, были звуковые колонки, тоже с изнаночной стороны. У некоторых телевизоров звуковые колонки располагаются снизу экрана, а у телевизоров марки «Айва» колонки располагаются слева и справа экрана, поэтому Никитка и принял их издали за крылья. Теперь-то он видел, что это никакие не крылья, а обыкновенные звуковые колонки, только вывернутые наизнанку.

Телевизор шиворот-навыворот продолжал висеть над головой Никитки и, дразня мальчика, демонстрировать недосягаемую в данный момент квартиру.

«Интересно, видно ли меня в телевизоре, если смотреть из комнаты? – некстати подумалось Никитке, – Наверняка. Я же видел дневник после того, как он провалился в телевизор, значит и меня снаружи видно».

Пора было что-то предпринимать, иначе возвращение домой грозило затянуться.

«Айва, Айва, цып-цып-цып... Спустись пониже», – не придумал ничего лучшего, как сказать Никитка.

Как ни странно, «Айва» послушно опустилась пониже, зато отлетела чуть в сторону. Теперь она располагалась на уровне Никиткиной головы, слабо перебирая транзисторами, как лесная индюшка перьями.

«Цып-цып-цып... Подлетай поближе, дорогуша», – прошептал Никитка, улыбаясь как можно шире, чтобы подманить электроприбор.

На этот раз дорогуша не послушалась. Стоило Никитке двинутся в ее сторону, как «Айва», легко огибая древесные стволы, отлетела назад, пока не остановилась на прежнем расстоянии. Вскоре Никитка удостоверился: в какую сторону не двинешься, телевизионная индюшка удерживает первоначальную дистанцию. Если мальчик шагал вперед, «Айва» отступала; если отступал, приближалась. Один раз Никитке показалось, что телевизор запутался в сплетениях лиан. Никитка с торжествующим криком кинулся вперед, пытаясь с разбегу заскочить головой в экран, но «Айва» в последний момент распуталась и, торжествующе перебирая транзисторами, отлетела на безопасное расстояние.

Никитка чуть не расплакался. Он долго гонялся за взбесившимся телевизором и устал, ему порядком надоело. Мальчик мечтал попасть домой и не был виноват в том, что вход в квартиру постоянно от него улепетывает. С какой радости телевизорам летать? Не телевизионное это дело, знаете, да и ученикам в джунглях не место. Школьная форма, пока мальчик бежал от леопарда и занимался охотой на бытовой электроприбор, насквозь вымокла, не говоря уже о носках, которые превратились в нечто черное и хлюпающее. Никитка и не задумывался уже, как объяснять маме испорченные носки – домой бы вернуться.

Совсем измучившись, мальчик присел на землю. «Айва» парила в пяти шагах от него, по-прежнему недоступная.

«Ружье бы сюда, – со злостью подумал школьник. – Или ракетно-зенитный комплекс. Тогда бы не полетала».

Ружья у Никитки не было, тем более, что ружья он никогда в руках не держал и пользоваться им не умел, не говоря уже о ракетно-зенитном комплексе. К тому же, если подстрелить «Айву» из ракетно-зенитного комплекса, как попасть домой? Нет, с ракетно-зенитным комплексом Никитка поторопился – сначала надо вернуться домой, а потом шарахнуть «Айву» из ракетно-зенитного комплекса. Вопрос, каким способом вернуться домой.

Неожиданно в телевизоре, до того не издавшем ни звука, раздался шум: что-то в телевизре заскрежетало и хлопнуло. Услышанное скрежетание и хлопанье было Никитке знакомо: так проворачивался ключ в замке и открывалась входная дверь.

Мальчик вскочил на ноги и, не веря своему счастью, прислушался. Для мамы рановато – значит, домой пришел папа. Папа непременно спасет его из этих проклятых джунглей, а если сам не справится, вызовет маму или пожарных. Вместе они что-нибудь придумают.

– Папа! – бешено закричал Никитка в телевизор. – Я здесь, вытащи меня отсюда!

С экрана была видна только узенькая полоска коридора, но Никитка хорошо представлял, как папа отпирает дверь и стаскивает ботинки.

– Есть кто дома? – донесся отцовский крик из прихожей.

Только воспрянувший духом мальчик хотел обрадовать папу известием, что залез в телевизор и не может оттуда выбраться, как из густого кустарника протянулась человеческая рука. Рука плотно запечатала Никиткин рот, разинутый для повторного крика. Вторая рука, появившаяся оттуда же, сгребла Никиткино тело за воротник, подняла в воздух и увлекла беспомощного ребенка в самую темноту зарослей, ребенок даже ойкнуть не успел.