Эпизод шестнадцатый: Трагические переживания Хосе Игнасио

Если Никитка-Один продолжал оставаться в телевизионном сериале, то Никитка-Два смог наконец осмотреться, куда попал.

Он находился на открытой террасе просторного дома – намного просторней, чем их двухкомнатная квартира. Сверху густо валили хлопья снега, мешавшие террасу разглядеть – значит, мальчик на северном полюсе. Против ожидания, было не холодно, а скорее тепло, даже жарко: хлопья снега не наметали сугробы, а тут же таяли, даже не таяли, а попросту исчезали с глаз. Выглянув за ограду террасы, Никитка-Два с удивлением обнаружил лазурное море с яхтами и ухоженный желтый пляж. Купающихся было не так много, как на обычном пляже, но купающиеся все-таки были: виднелось несколько загорелых мужчин и женщин в купальных костюмах. Люди, нисколько не озабоченные обильным снегопадом, играли в мячик или беззаботно плескались поблизости от берега. Кактусы, которые Никитка-Два заприметил, тоже не соответствовали суровому северному климату – что-то было не так!

Скоро Никитка-Два понял, в чем дело: сверху падал никакой не снег, а телевизионные помехи. «Горизонт» показывал этот телевизионный канал с помехами, поэтому помехи не могли намести сугробы, а исчезали, едва появившись. Разобравшись со снегом, Никитка-Два перестал его замечать и сконцентрировал внимание на террасе, на которой, похоже, разворачивались нешуточные события.

Когда Никитка прятался под маскировочным покрывалом, он стоял на коленях. Перенесшись в другую телепередачу, мальчик остался стоять на коленях – как оказалось, за шезлонгом, – поэтому находившиеся на террасе люди его не заметили.

Всего на террасе находились трое. Первой была привлекательная женщина с черными волосами, в которые была вплетена красная роза. Удивительно, но женщину тоже звали Розой. Никитка-Два еще подумал: «Интересно, ее назвали Розой, потому что в ее волосы вплетена роза?.. или она вплела в волосы розу, потому что ее зовут Розой?» – но не стал торопить события, оставив сложный вопрос на потом.

Вторым был мужчина по имени Хосе и по фамилии Игнасио. Если мужчина называл женщину только по имени: Роза, – то женщина, видимо из уважения, называла мужчину по имени и фамилии: Хосе Игнасио. Как если бы Никитку назвали сразу по имени и фамилии: Никитка Юрьев.

Мужчина, по всему видно, был темпераментный: он размахивал руками и постоянно о чем-то спорил с привлекательной Розой. Роза, отвечая на упреки Хосе Игнасио, тоже по большей части использовала руки: или сгибала в локтях, или прикладывала к сердцу, или совмещала ладони вместе, как будто просила поиграть в ладушки-ладушки.

Третьим участником разворачивающегося действия была еще одна женщина. Роза обращалась к ней – тетя Сильвия. Никитка-Два удивился, что вторая женщина приходится первой женщине тетей: с его точки зрения, обе они были приблизительно одинакового возраста – пожилого. Тут Никитка-Два вспомнил, что актеры и актрисы часто играют роли, не соответствующие их действительному возрасту: например, бабушка играет роль внучки или наоборот. Наверное, здесь был такой случай. Тетя Сильвия сидела в другом шезлонге, напротив того, за которым прятался Никитка-Два, и вязала. У нее было сочувственное выражение лица и большая бородавка на коричневой щеке.

Первым делом Никитка-Два принялся высматривать «Горизонт». То, что Егор с Денисом переключили телевизор на другой канал, было, вероятно, к лучшему: с братиками можно будет связаться, не боясь разбудить папу. В папиной маленькой комнате включен другой канал – значит, если Никитка заговорит с Егором и Денисом, папа не услышит. Братики кинут Никитке дневник, и проход в экране откроется. Братики смогут спасти Никитку!

«Горизонт» находился поблизости и вел себя на редкость смирно. Никитка привык, что при демонстрации подвигов специального штурмового подразделения воздушной пехоты «Дабл-Ю» «Айва» перелетает с места на место: то взовьется вверх, показывая бойцов с высоты птичьего полета, то заглянет в глаза, то начнет кружить вокруг места действия. Поведение «Горизонта» напоминало поведение обыкновенных электроприборов, как они ведут себя в реальной жизни: «Горизонт», хотя и шиворот-навыворот, смиренно стоял на тумбочке, изредка отлетал влево или вправо, но вскоре возвращался на прежнее место. Экран был развернут в сторону от Никитки-Два, а подойти поближе и мальчику мешало присутствие других персонажей.

Эти посторонние персонажи не думали покидать террасу, продолжали выяснять отношения. Они столько всего говорили, что Никитка-Два, заскучав, понял: он попал в пьесу.

Пьеса – это телевизионный или театральный жанр, в котором герои ничего не делают, а только разговаривают. Этим пьеса сильно отличается от боевика, в котором герои ничего не говорят, а только делают. Нет, главный герой боевика может крикнуть что-нибудь вроде: «Ты заплатишь за это своей шкурой, продажный наркобарон!», – но потом обязательно схватит продажного наркобарона за горло и сбросит с крыши небоскреба. Камера будет лететь вслед за сброшенным наркобароном до земли, чтобы в деталях показать, как умоляющий о пощаде наркобарон врезается в припаркованное возле небоскреба такси. Таксист обязательно полуобернется к разбившемуся всмятку наркобарону и спросит: «А платить за тебя, парашютист, кто будет?» А в пьесе никого с крыши небоскреба не скинут: в пьесах небоскребов не встречается, а если кого убьют, то в соседней комнате. Главный герой войдет в кадр и, демонстрируя сильнейшие нравственные переживания, произнесет по системе Станиславского: «Джордж отравился несвежим гамбургером. Он не вынес мук совести»... или: «Самюэль отравился несвежим гамбургером. Он не вынес мук совести», если отравившегося персонажа зовут не Джордж, а Самюэль. Главное в пьесе – произносить текст по системе Станиславского. В те времена, когда жил и творил знаменитый театральный режиссер Станиславский, не было захватывающих компьютерных спецэффектов, каких сегодня полно в любом боевике. Эффектов не было, потому что компьютеры еще не были изобретены. Чтобы зритель не ушел со спектакля до его окончания, Станиславскому приходилось уделять основное внимание игре актеров: тому, с какой интонацией актеры произносят текст и какие переживания на их лицах отображаются – в этом и заключается система Станиславского. Для своего времени маэстро был прав на сто процентов, а для нашего времени – только на пятьдесят или на сорок девять. Если актер, одетый в черную вязаную шапочку с прорезью для глаз, делает стойку на руках и одновременно палит по-македонски из четырех стволов, его переживания по поводу несвежего гамбургера не самое главное. А при постановке пьесы самое, в пьесе и смотреть-то больше не на что.

Никитка Юрьев, родившийся намного позже великого театрального режиссера, проживал в современности, поэтому пьесы, особенно растянутые на мелодраматические сериалы, не любил. Пьесам он предпочитал мультфильмы или блокбастеры со спецэффектами. Сейчас, притаившись за шезлонгом, ему было невыносимо скучно слушать, как герои с выражением декламируют друг перед другом:

Хосе Игнасио: Роза, мне кажется, ты избегаешь меня.

Роза: Хосе Игнасио, ты ошибаешься. Просто мы повзрослели. Все вокруг изменилось.

Хосе Игнасио: Что изменилось, Роза?

Роза: Я стала старше.

Хосе Игнасио: Ты навсегда останешься для меня восьмилетней девочкой.

Роза (игриво): Ты потерял счет времени, Хосе Игнасио? Прошло столько времени. Моя младшая кузина Люсинда вышла замуж. Ты помнишь Люсинду? Ты пытался за ней ухаживать.

Хосе Игнасио: Неправда, я никогда не пытался ухаживать за Люсиндой. Она  вообще не из нашей мыльной оперы.

Роза: Зачем тогда ты записался в армию? Да еще поваром?

Хосе Игнасио: Я не перенес, что ты не позволила мне списать контрольную по всемирной истории.

Роза: Это было испытание, Хосе Игнасио.

Хосе Игнасио: Оно оказалось роковым. Я думал, тебе нравится Луцио и ты хочешь от меня избавиться. Тогда, решив принести молодую жизнь на алтарь отечества, я записался в армию. К несчастью, мы победили.

Роза: Какой ты глупый, Хосе Игнасио. Я была абсолютно равнодушна к Луцио, поэтому и дала ему списать контрольную по всемирной истории.

Роза и Хосе Игнасио (вместе, держась за руки): Боже, как мы ошибались друг в друге!

Между прочим, фильм был недублированный: персонажи говорили на незнакомом Никитке-Два языке, но в Никиткиной голове звучал русский синхронный перевод, и все становилось понятным.

Убаюканный системой Станиславского, Никитка-Два заснул. Ему снилось, что он дома: папа спит на софе, а мама готовит ужин. Никитка сделал уроки, теперь играет с Егором и Денисом в железную дорогу. Как хорошо дома, вместе с мамой и папой!

Дома, с мамой и папой было, хорошо, а пробуждение оказалось скверным – Никитку-Два обнаружили. Более того, мнительный Хосе-Игнасио поцапался-таки со своей незабвенной Розой. Никитка-Два догадался, потому что разговор, под который он заснул, продолжался на повышенных тонах. Сейчас Хосе-Игнасио держал проснувшегося Никитку-Два за плечо и, посинев от натуги, спрашивал:

– От кого у тебя ребенок? Я тебя, дрянь, спрашиваю.

Растрепанная Роза, призывая небеса в свидетели, кричала в ответ:

– Разве ты не узнаешь своего сына, Хосе Игнасио?

– Не принимай меня за идиота, – продолжал бесноваться Хосе Игнасио. – Посмотри на его нос. Это нос Луцио. Я пойду и убью Луцио! Пускай мы выросли на одной улице, он недостоин называться моим лучшим другом. Нет Луцио прощения.

– Зато глазки... и курточка у него такого же цвета, как у тебя, – успокаивающе кричала в ответ Роза. – Все эти годы я боялась тебе сказать... боялась, что ты покинешь меня, узнав правду.

– А зачем ему огнемет?  – не унимался Хосе Игнасио.

Никитка-Два позабыл про висящий за плечами огнемет.

– Он такой же ранимый и впечатлительный, как ты, – продолжала вопить Роза. – Его всякий обидеть может, вот он и носит с собой огнемет, чтобы отбиваться от хулиганов! А что, нельзя, да?

– Целых два года, с поры твоего возвращения, мы прятали ребенка за шезлонгом, – вмешалась в разговор тетя Сильвия, ничуть, кажется, не удивленная обнаружением Никитки и продолжающая энергично позвякивать спицами. – Все мы помогали Розе, чем могли... Она любит тебя, Хосе Игнасио. Всегда любила, даже когда связавшись по ошибке с маньяком Роберто и работая в публичной библиотеке у дона Диего. Разве ты не видишь, Роза и есть твое долгожданное счастье? Вот оно, рядом... Протяни руку и возьми его, тем более что эта серия последняя. Будьте счастливы, дети мои.

Тут Никитка-Два окончательно запутался: если тетя Сильвия называет Розу и Хосе Игнасио детьми, какая же она им тетя?

Пока Никитка-Два размышлял над родственными связями персонажей пьесы, в которую попал, Хосе Игнасио застыл вкопанный, как будто его ударили молотком по макушке.

– Боже праведный, – воскликнул он, – как я был слеп! Вы несомненно правы, дорогая тетя Сильвия. Роза... моя Роза... Я всегда буду любить тебя и заботиться о тебе. Обещаю, что никогда больше ты не переступишь порога проклятой публичной библиотеки. Мы провели столько времени в поисках счастья, а оно оказалось так близко... так близко...

Хосе Игнасио кинулся к Розе и заключил ее в объятия прежде, чем Никитка-Два успел возразить, что Хосе Игнасио ошибается и у Никитки уже есть мама с папой. Тут же с неба начали сыпаться не отдельные снежные хлопья, а целые буквы. Никитка-Два понял, что это титры. Догадавшись, что пьеса заканчивается, Никитка-Два зажмурил глаза и зажал пальцами уши: между передачами всегда показывали рекламу, оказаться в которой он не хотел.

Именно в этот момент Егор с Денисом переключили телевизор на прежний канал. Никитка-Два снова совместился с Никиткой-Один… Однако за истекшее время с Никиткой-Один произошло много чего интересного.