Эпизод семнадцатый: Мороженое заказывали?

В то самое время, когда Никитка-Два разбирался с персонажами мыльной оперы или сладко спал,  Никитке-Один, прячущемуся от назойливой «Айвы» под маскировочным покрывалом, удалось-таки от нее избавиться. «Айве», видимо, надоело караулить спрятавшегося мальчика: она обиженно вспорхнула и отлетела прочь. «Горизонта» навыворот не было с той самой минуты, когда Никитка разделился на две половины – «Горизонт» навыворот сопровождал Никитку-Два, поэтому исчез с этого канала одновременно со второй Никиткиной половиной.

Никитка-Один остался в самом деле один. По поляне была разбросана амуниция, Дюваль Дювала по-прежнему отсутствовал, и судьба его оставалась туманной.

«Как быть?» – спросил Никитка-Один у самого себя и, положив на колени огнемет, принялся размышлять.

Вы не представляете, насколько удобней размышлять с огнеметом на коленях, чем без огнемета. Если кто-то подкрадется, всегда можно пальнуть в него из огнемета и изжарить смельчака. С огнеметом на коленях чувствуешь себя настоящим мужчиной, тогда как без огнемета – маленьким мальчиком, случайно забравшимся в телевизор и не представляющим, как из него выбраться. Если бы каждому мальчику и каждой девочке выдали в школе по огнемету, ученики писали диктанты только на пятерки, настолько сделались бы уверенными в себе.

Едва Никитка-Один подумал о диктанте, он услышал отдаленные звуки: сначала ему показалось, что возвращается медиазавр, и мальчик испуганно вскочил на ноги, но это был не медиазавр. Шум раздавался откуда-то сверху и приближался. Задрав голову, Никитка-Один заметил, как из-за скалы с водопадом отделяется пульсирующая точка, перемещающаяся по воздуху в направлении лагеря. Этой точкой был самый настоящий вертолет.

«Мороженое привезли», – догадался Никитка-Один.

Мороженое всегда кстати, хотя вкусней было полакомиться вместе с Дюваль Дювала. Жаль, что спецназовец не возвратился!

Вертолет подлетел совсем близко и, сделав пару кругов над поляной, зашел на посадку. Это был боевой вертолет, раскрашенный в те же маскировочные цвета, что и спецназовская одежда: Никитка-Один различил стволы пулеметов, торчащие из вертолетного корпуса, и прицепленную снизу небольшую ракету. Вертолет был оборудован по последнему слову техники – что, впрочем, удивительного? Если вертолет развозит мороженое, то должен опасаться нападения противника: беспринципный противник не откажет себе в удовольствии разграбить продовольственный обоз или другие технические средства передвижения, загруженные провизией, особенно если провизия – шоколадное мороженое. Во-первых, не худо полакомиться за чужой счет. Во-вторых, оставшиеся без мороженого войска потеряют от расстройства бдительность и будут разгромлены в кратчайшие сроки. По этой причине продовольственные обозы с шоколадным мороженым требуют надежной охраны.

Вертолет с шоколадным мороженым завис в воздухе и начал медленно опускаться. Крутящиеся лопасти пропеллера создавали такой ветер, что Никитка-Один еле удерживался на ногах, мелкие вещи, разбросанные по поляне, откатывались в сторону, а близлежащий кустарник пригибался под напором ветра к земле. Наконец, лопасти вертолета прекратили вращение. Из проема вертолета – надо сказать, что дверца у вертолета отсутствовала, будто ее сняли с петель, – выскочил вооруженный человек и подбежал к Никитке-Один. Человек был одет в такую же форму, как Дюваль Дювала, а теперь и Никитка: спецназовские ботинки и маскхалат. Хотя нашивка на форме была другой – впрочем, все войсковые нашивки похожи одна на другую, как капли воды.

Плечи у человека были такие же широкие, как у Дюваль Дювала – теперь Никитка знал, почему. Хотя отличительная черта имелась: лицо человека не было закрашено черной краской. Оно не было закрашено, потому что этого не требовалось: человек был афроамериканцем. Если вертолет приземлился, к примеру, на антарктическую льдину, тогда афроамериканцу пришлось бы обмазываться белой краской, а Никитка свое лицо, наоборот, оставил бы незакрашенным. Но поскольку они находились не на антарктической льдине, а в непроходимых джунглях, закрашивать лицо приходилось Никитке, у которого была белая, легко различимая в джунглях кожа.

– Скорпион? – спросил человек, обращаясь к Никитке-Один.

Никитка-Один кивнул.

н ожидал, что человек передаст ему мороженое, при этом заставит расписаться в накладной. Однажды Никитка видел, как в расположенный на первом этаже их дома магазинчик завезли товар и продавщица расписывалась в накладной – это, если вы не знаете, такая бумага, на которой записано, сколько чего привезли. Однако человек, вместо того чтобы просто передать мороженое и улететь восвояси, вытянулся по стойке смирно и щелкнул пальцами. Как позже выяснилось, этот человек, отдавая приказ или желая сказать речь, вместо слов щелкал пальцами, но очень понятно и доходчиво. Тут из вертолета выскочили еще четверо – все они, обвешанные оружием и в маскхалатах, выстроились в идеально ровную шеренгу и замерли.

Никитка-Один поразился, что все бойцы, как на подбор, были афроамериканцами. Когда они раскрывали рты, на их шоколадного цвета лицах ослепительно блестели белые зубы, у всех были выпирающие подбородки и цепкие голубые глаза. Если Дюваль Дювала был добрым спецназовцем – недаром Никитка быстро нашел с ним общий язык и подружился, – эти бойцы выглядели мужественными и неустрашимыми. Они выглядели закаленными воинами, не знающими ни жалости, ни сомнений: шоколадными машинами для убийства, готовыми любой ценой и несмотря ни на какие потери со стороны неприятеля выполнить поставленный приказ. Обычно такие вышколенные машины для убийства мелькают в вечерних теленовостях в моменты наивысшего военно-политического напряжения: они или без устали тренируются на палубе эскадренного миноносца, или на высоте десяти тысяч футов давят на кнопку бомбосброса, или бесстрашно смотрят в лицо вражескому шпиону, пойманному с поличным в пригородном универсаме.

Неустрашимо и вышколенно выглядели не все прилетевшие: поодаль от общего строя и поближе к вертолету занял место еще один человек, не походящий на шоколадную машину для убийства. Человек был в летном шлеме, летной голубой куртке и летных перчатках – Никитка-Один сразу догадался, что это пилот вертолета. Пилот лузгал семечки и с улыбкой обозревал окрестности. Было понятно, что за его подчеркнутой небрежностью скрываются полная уверенность в себе, поэтическая натура и огромное самообладание. Лицо пилота было не совсем черным и не совсем белым, а загорелым: оно имело цвет... больше всего это напоминало цвет крем-брюле.

– Сержант Джонсон, сэр, – отчеканил афроамериканец, выстроивший других афроамериканцев в шеренгу. По всей видимости, этот любитель пощелкать пальцами был командиром продовольственного отряда. – Группа из пяти десантников прибыла для усиления подразделения «Дабл-Ю». Поступаем в ваше распоряжение. Предлагаю выставить посты наблюдения.

Никитка-Один, не ожидавший формальностей при передаче мороженого, озадаченно молчал. Он прикидывал, не помогут ли суровые афроамериканцы выбраться из телевизора... но чем помогут? Надеяться приходилось на собственные силы, а впрочем, пусть выставляют посты наблюдения, совсем не лишняя мера предосторожности. Медиазавр может вернуться, а вернется ли Дюваль Дювала, Никитка-Один не был уверен, слишком много времени прошло.

Мальчик кивнул.

Сержант Джонсон повернулся к отряду и многозначительно, в то же время отрывисто щелкнул пальцами. Двое бойцов, срывая с плеч оружие, бросились по разные стороны поляны. В строю остались, не считая сержанта Джонсона, еще двое десантников.

Сержант Джонсон, продолжающий стоять по стойке смирно, отчеканил во второй раз:

– Разрешите обратиться, сэр?

– Разрешаю, – осторожно разрешил Никитка-Один. Он еще побаивался этих малознакомых шоколадных машин для убийства, поэтому предпочитал с ними сотрудничать.

– Наслышаны о ваших боевых подвигах, сэр. Не скажете пару слов, сэр? Бойцы будут счастливы услышать напутствие самого Скорпиона, сэр.

Никитка-Один засомневался, за кого сержант Джонсон его принимает. Разве сержант не видит, что перед ним маленький мальчик? Или так полагается? Может, десантники считают, что он тоже актер, только не совсем удачно подобранный на роль Скорпиона? Никитка-Один скажет пару слов, а его за это угостят мороженым? Или в придачу к шоколадному мороженому в американской армии полагается подразделение десантников? Хорошо, командовать так командовать, Скорпион так Скорпион, где наша не пропадала!

Шоколадные машины для убийства, выстроившиеся в ряд, почтительно молчали. Эх, как бы сейчас пригодился магнитофончик Дюваль Дювала, да где его отыщешь! Надо что-то сказать собравшимся, надо... Никитка-Один вспомнил, что говорят перед вооруженными людьми в торжественных случаях, и произнес:

– Хау! Скорпион говорить будет. – Никитка-Один приложил правую руку к сердцу и продолжал. – Бледнолицые гиены отняли землю, на которой издавна жили наши предки. Они приплыли на больших пирогах как гости, а ведут себя как хозяева. Они убивают наших бизонов и вытаптывают наши пастбища, позорят наших жен и дочерей. Не пора ли, братья мои, вырыть из земли томагавки? Не пора ли выйти на тропу войны, спрашивает своих воинов Скорпион? Или в жилах воинов племени Хитрой Лисицы течет родниковая вода, а не кровь? Или перевелись богатыри на земле русской? Так отчего, братья, не тряхнуть удалью молодецкой? Отстоим честь богатырскую в схватке с заморской поганью. Кликнем клич по родимой стороне – соберутся на первый зов богатырей сотни. Кликнем второй клич по родимой стороне – соберутся на зов богатырей тысячи. Кликнем третий клич по родимой стороне – соберется на третий зов тьма народная. Растопчет она гадину заморскую в один присест. Не отдадим ни пяди земли русской иноземным извергам. За каждую слезинку, пролитую нашими матерями и женами, жестоко отомстим гнусным немецко-фашистским захватчикам. Мужчины и женщины, грудью встанем на защиту страдающего отечества. Выкуем будущую победу и на передовой, и в глубоком тылу. В прах втопчем трусливых оккупантов гусеницами краснознаменных танков или умрем со святым именем родной коммунистической партии на губах. В знак солидарности с трудящимися земного шара предлагаю скушать по порции шоколадного мороженого. Спасибо, товарищи!  

Никитка закончил. Солнце в последний раз блеснуло на его серебристых после рекламы зубах. Все потрясенно молчали, потом кто-то выдохнул. Бойцы без всякой команды сорвали с плеч автоматы и, сотрясая окрестности восторженными криками, дали в воздух по длинной автоматной очереди.

– Благодарю за речь, сэр. Это было... незабываемо, – сержант Джонсон сдерживался, но было видно, что и он растроган. – Сейчас я распоряжусь насчет мороженого.

Сержант щелкнул пальцами, и один из бойцов подскочил к Никитке-Один с вафельным стаканчиком. Машины для убийства отставили в сторону автоматы и принялись за шоколадное мороженое, сливавшееся с их лицами.

Все становилось на места. Они-таки привезли мороженое, только сразу не отдавали – жадничали, наверное. Человек из радиостанции обещал Никитке минимум пять порций, надо забрать остальные. Вместе держаться безопасней, чем одному: где бы Никитка был, если бы не Дюваль Дювала? Сожрал бы Никитку медиазавр, как пить дать сожрал. Что же, если десантники считают его своим командиром, Никитка-Один не против – от медиазавра в случае чего веселей отбиваться.

– Проверить посты, сэр?

– Я сам проверю.

Никитка-Один где-то читал, что командир обязан все проверять сам, поэтому решил проявить самостоятельность – заодно посмотрит, не видно ли Дюваль Дювала. Впрочем, надежды на возвращение спецназовца таяли с каждой минутой.

Не расставаясь с огнеметом, Никитка-Один зашагал в сторону, в которую побежал первый из часовых. Он не представлял, как проверяют посты, но надеялся, что часовой его не пристрелит. После такого успешного выступления было бы обидно. Хотя часовой не слышал Никиткиного успешного публичного выступления, поэтому вполне мог мальчика и пристрелить. Испугается, чего доброго, и от неожиданности пристрелит!

Подойдя к месту, которое, по его расчетам, должен был занимать первый часовой, Никитка-Один замедлил шаг и стал ступать с кошачьей осторожностью, до боли в глазах вглядываясь в заросли. Однако видно никого не было.

– Эй, есть здесь кто? – шепотом, чтобы не напугать часового, прошептал Никитка-Один.

– Так точно, сэр! – раздался над его ухом громовый голос.

Часовой висел на суку как раз над головой Никитки-Один. Висел часовой почему-то вниз головой, уцепившись на толстый сук согнутыми ногами и держа автомат наизготовку. Вероятно, в висячем положении было удобней стрелять, а может, это был специальный десантный способ маскировки, Никитка-Один не знал. Часовой, сразу видно, был профессионалом высочайшего класса.

Никитке-Один стало до жути интересно, как замаскировался второй часовой, и он поспешил в противоположную сторону. Второго часового он тоже самостоятельно не нашел, и не мудрено, потому что часовой зарылся в землю, выставив наружу трубу перископа. Перископ – это такая загнутая трубка со вставленными внутрь стеклами, через которую капитаны подводных лодок смотрят из глубин Мирового океана, не поднимаясь на поверхность.

– Так точно, сэр! – гаркнул второй часовой в ответ на Никиткин шепот и, отряхиваясь, поднялся из-под земли, как вампир из могильного склепа.

Никитка однажды видел такое  фильме ужасов: поднявшиеся из могил вампиры перекусали жителей провинциального городка и ждали рейсового автобуса, чтобы перебраться в соседний провинциальный городок, когда мама прогнала Никитку спать. И правильно сделала, что прогнала – слишком страшным оказался фильм ужасов.

Подивившись десантной изобретательности, позволяющей незаметно маскироваться в любой обстановке, Никитка-Один начал раздумывать по поводу второй порции шоколадного мороженого. Он направился к вертолету и чуть не наступил на какое-то насекомое или пресмыкающееся – сразу видно, ядовитое. Наверное, это был вьетконговец, о котором его предупреждал Дюваль Дювала. У вьетконговца был длинный хвост с жалом на конце и много-много состоящих из отдельных сочленений ножек – а может, сочлененные ножки Никитке-Один с испугу привиделись, кто знает... Наверное, это был самый обыкновенный тарантул. Хотя и обыкновенный тарантул, если рассудить по уму, тоже не новогодний подарок.

Сначала Никитка-Один дико перепугался, как какой-нибудь первоклассник, и заорал дурным голосом, но вовремя вспомнив, что негоже орать дурным голосом командиру десантно-спецназовского подразделения, сорвал с плеча огнемет, развернул дуло в сторону уползающей твари и нажал на спусковой крючок. Из дула вырвался столб пламени. Обожженный вьетконговец мстительно зашипел, будто говоря: «Подожди, пацан, мы еще с тобой поквитаемся», – и, подволакивая дымящийся хвост, скрылся в тропической растительности.

Никитка-Один угроз вьетконговца не услышал, потому что бежал по направлению к вертолету с дымящимся огнеметом наперевес. Командир десантно-спецназовского подразделения был горд, что не растерялся в трудной ситуации и встретил опасность лицом к лицу, как подобает настоящему мужчине. Теперь мальчик надеялся похвастаться перед сержантом Джонсоном, какой он молодец, и заслужить еще несколько слов искреннего восхищения.

– Вьетконговцы! – весело кричал он на ходу. – Я одного из огнемета шуганул, но только ранил. Он в ту сторону уполз.

Сложно передать, что тут началось. Десантники, и без того встрепенувшиеся при виде Никитки-Один, в один голос заорали и забегали. Орали они что-то совершенно невообразимое, а бегали вдоль поляны в разных направлениях, одни по часовой, а другие против часовой стрелки. Застучали автоматные очереди. Шоколадные машины для убийства зубами срывали кольца с гранат и закидывали гранаты далеко в джунгли, откуда ровно через шесть секунд доносились гранатные разрывы. Хорошо, что Никитка уже слышал гранатные разрывы – не то, пожалуй, испугался бы. Некоторые из разрывов были такими сильными, что с корнем выдергивали эвкалипты: Никитка-Один своими глазами видел, как несколько эвкалиптов невдалеке от поляны рухнули вниз, как подкошенные.

На оружейный грохот отозвалось зверье: рядом раздался ужасно тоскливый вой, а через секунду ему ответил такой же, поодаль. Навряд ли выл вьетконговец: Никитка сомневался, что насекомые воют, к тому же не таким вьетконговец был большим, чтобы выть настолько громко и тоскливо – сантиметра два, не больше. Тем не менее сержант Джонсон выстрелил в сторону, где раздался тоскливый вой, из гранатомета, при этом чуть не снес голову часовому, который бежал задом наперед и тоже отстреливался. Часовому повезло – как выяснилось позже, он отделался легкой контузией.

С возвращением часовых наличный состав боевого подразделения сгрудился на поляне и занял вокруг вертолета круговую самооборону.

– Отдавайте приказ на взлет, сэр! – орал сквозь стрельбу сержант Джонсон Никитке-Один, попутно не забывая выщелкивать что-то на пальцах. – Еще минута и будет поздно.

– Алло, алло, база! Как слышите? – надрывался в телефонную трубку один из его бойцов, наверное радист. – После приземления подверглись внезапному нападению. Окружены превосходящими силами противника. Отбиваемся из последних сил, но не умираем. То есть умираем, но не сдаемся. Алло, алло... как слышите? Помощь не успеет. Попытаемся взлететь. С нами Скорпион. Если взлетим, продолжим выполнение задания. После нашего взлета накройте район ковровым бомбометанием.

Никитка-Один не ожидал, что сообщение о уползшем в кусты вьетконговце произведет такой эффект – однако произвело. А может, дело вовсе не во вьетконговце, а в том, что они окружены превосходящими силами противника? Тогда их положение в самом деле опасное, можно сказать плачевное, даже безнадежное. Когда у десантников закончатся патроны, придется отбиваться саперными лопатками, а когда затупятся саперные лопатки, десантники будут отбиваться голыми руками – ведь десантники, как и спецназовцы, живыми свои саперные лопатки не отдают никому. Следовательно, пока не закончились патроны и не затупились саперные лопатки, нужно садиться в вертолет и спасаться подобру-поздорову.

– Взлетаем, – скомандовал Никитка-Один, приняв решение, как всегда единственно верное в чрезвычайной ситуации.

Мальчик хорошо скомандовал, как настоящий Скорпион, хотя он и был самым настоящим Скорпионом.

Шоколадные машины для убийства, не переставая отстреливаться, кинулись в вертолет, отчего на входе образовалась небольшая пробка. Никитку-Один в ней солидно помяли, но мальчик был командиром, поэтому не мог никому пожаловаться. Кому жаловаться, если ты в вертолете старший по званию?

Пальба продолжалась, уже из вертолета, но почему-то не взлетали.

– Взлетаем! Скорпион скомандовал взлетать, – отрывисто щелкал пальцами сержант Джонсон.

– Патроны... патроны кончаются. Почему не взлетаем? – бубнили остальные бойцы в сторону пилотской кабины, заменяя пустые автоматные рожки на полные.

От грохота и пороховой гари в вертолете было не продохнуть.

– Сейчас, братцы-молодцы, сейчас взлетим. У меня дельце одно... – лепетал покрытый бледной испариной пилот с лицом цвета крем-брюле, лихорадочно озирая тумблеры и кнопки, как бы в поисках чего-то. – Еще немного обождите.

Пилот обнаружил то, что искал, под приборной доской. Взвизгнув от радости, он выскочил из пилотской кабины и, пригибаясь от пуль, которыми его товарищи осыпали покореженные джунгли, помчался в сторону ближайших кустов. Следом за ним волочился размотавшийся рулон туалетной бумаги.

– При-и-кройте! – донеслось из кустов до засевших в вертолете десантников.

– Поздно, не успеть! – беспрекословным, но полным замаскированного человеколюбия голосом защелкал пальцами сержант Джонсон. – Взлетаем, не то к чертям пропадем!

Он ринулся в пилотскую кабину и затрещал тумблерами и переключателями – в ответ быстрее и быстрее задвигались лопасти вертолета. Вертолет приподнялся над травой, приподнялся над лесом и взмыл в бездонное тропическое небо.

Пилот остался внизу – Никитке не суждено было узнать, как поступили с этим железным человеком вьетконговцы.