6. На подступах к золотым рудникам

С нашим продвижением вперед горы становились выше и выше*.

К несчастью, перед нами возникло новое препятствие – заросшая тростником река, хотя и не такая полноводная, как Рио-Моранго,но тем не менее.

На берегу речушки грелось несколько открывших рты ящериц.

При виде ящериц дикареныш остановился и попятился. Я рассмеялся. Маленький людоед был труслив, труслив – это было видно потому, как он шарахнулся в сторону от крупных, греющихся на песочке созданий. Тем более что ящерицы, увидев нас, резво сбежали в воду и, делая боками извивающиеся движения, уплыли.

Подскакавший на своем вороном жеребце дон Антонио де Альбусидо повелел разбить на песчаной отмели стоянку, и отряд остановился. Мы развьючили лошадей и принялись вытаскивать из тюков провизию.

Развьюченные лошади подошли к воде напиться. Внезапно одна из ящериц выпрыгнула из воды – видимо, она пряталась на отмели, у самого берега, – и схватила зубами, весьма острыми и длинными, крайнюю лошадь, к несчастью, оказавшуюся вороным жеребцом дона Антонио де Альбусидо, незадолго перед этим спешившегося. Жеребец попятился, обливаясь кровью, однако ящерица была настойчива и в мгновение ока затащила животное под воду. Несколько секунд мы, от неожиданности оторопевшие, наблюдали продолжающуюся под поверхностью воды борьбу. Вскоре попытки жеребца спастись прекратились. Надо ли говорить, что другие лошади в момент нападения отпрянули от воды прочь и в страхе ускакали в сельву, так что нам стоило немалого труда поймать их и успокоить.

Почувствовав безнаказанность, одна из ящериц выползла на берег и уставилась на нас, раскрыв зубастую пасть**.

Разгневанный гибелью любимого вороного жеребца, дон Антонио де Альбусидо схватил пику и кинулся на обидчика. Ящерица разинула пасть шире и сделала несколько быстрых выпадов всем телом, однако нашего пребывающего в бешенстве дона командира ничто не могло остановить. Он принялся наносить ящерице удары пикой, в разные части ее тела. Удары оказались болезненными – через некоторое время ящерица попыталась спастись бегством, но дон Антонио де Альбусидо, с пикой наперевес, перегородил отступление к воде. Тогда ящерица, раскрыв усеянную острыми зубами пасть, бросилась прямо на дона Антонио де Альбусидо. Не известно, чем бы закончилась бескомпромиссная борьба двух доведенных до ярости созданий, если бы мы с товарищами, захватив оставшиеся пики, не поспешили командиру на выручку.

Совместными усилиями ящерица была заколота.

Отволочив тушу подальше от воды, мы приступили к разделке. У ящерицы оказалась белое мясо со своеобразным запахом тины и чрезвычайно плотная шкура – что, впрочем, было заметно и ранее, по тому, как тяжело шкура пробивалась отточенной пикой. Нанизав филейные куски на пики, мы зажарили мясо ящериц на костре, однако съесть много не смогли, ибо оно оказалось жестким и изрядно вонючим. Проглотив по нескольку кусков, мы выкинули жаркое обратно в речушку, как перед этим выкинули требуху и кожу убитой ящерицы, и могли с изумлением наблюдать, как сородичи убитого пресмыкающегося дерутся из-за зажаренных останков. Людоедство настолько впиталось в кровь здешних обитателей, что не только дикари, но даже животные подвержены противоестественной привычке кушать себе подобных.

Пора было как-то переправляться на тот берег, о чем дон Антонио де Альбусидо подробно расспросил нашего малолетнего проводника. Насколько можно было судить по ответам, безопасная переправа находилась в другом месте.

Удовлетворившись расспросами и распределив поклажу с погибшей лошади между другими лошадьми, дон Антонио де Альбусидо держал перед нами речь.

– Мои бесстрашные конкистадоры! – сказал, обращаясь к нам, дон Антонио де Альбусидо. – Вы видите горы, простертые перед нами. В них добывают золотые самородки. Мы практически у цели: остается подняться и отыскать золотые рудники. Это будет несложно, учитывая, что нас ведет опытный туземный мальчишка. Затем каждый из нас сможет взять с собой столько золота, сколько сможет унести. Пятая часть доставленного нами золота достанется королю***, а остальное будет поделено между участниками экспедиции. Сбываются мечты нашей жизни, конкистадоры! Так вперед, к ожидающему нас благоденствию!

Мы переправились через ручей в месте, указанном мальчишкой. Ящериц там действительно не оказалось, зато одного из наших укусила змея. Идущий в арьергарде**** Мануэль на несколько шагов отклонился в сторону и наступил на змею – вернее, не наступил на нее, а гибкая тварь сама бросилась на Мануэля со злобным шипением, когда он сблизился.

Змея, цапнувшая Мануэля за ногу, попыталась скрыться в расщелине, где была разрублена надвое самим пострадавшим. Но было поздно: нога у бедняги сильно распухла, так что пришлось посадить укушенного Мануэля на лошадь, которых и без того осталось мало, а поклажу с лошади перерапределить между собой.

Горы виднелись как на ладони, и это придавало нам скорость, достаточную для того, чтобы достигнуть гряды в этот же день. Дикареныш указывал дорогу. Я почти не смотрел за ним, уверившись, что в планы дикареныша не входит побег: ежели бы он намеревался бежать, то за прошедшие два дня мог исполнить это неоднократно. Я догадывался: что-то влечет маленького дикаря с нами – когда мальчишка смотрел на горы, в его глазах возникало такое мечтательное выражение, как и у нас. Вероятно, он рассчитывал набрать золота, пройдя под нашей защитой опасный путь от земель своего племени до золотого месторождения.

Тут я вспомнил об испорченном кинжале моего папеньки, также о муравьиных укусах, еще не сошедших с моих ног, также о погибших – пусть и не по вине хитрого дикареныша – товарищах и усмехнулся про себя.

«Посмотрим, – подумал я, как думал уже неоднократно. – Посмотрим, что мы сделаем с тобой, маленький людоед, когда прибудем на место. Возможно, ты пожалеешь, что не сбежал тогда, когда была подходящая возможность».

Впереди показался одинокий холм со срезанной вершиной*****, как будто кто-то смахнул вершину с горы одним ловким ударом сабли.

Мальчишка оживился и указал дальнейший путь.

Подскакавший на серой – бывшей вьючной – кобыле дон Антонио де Альбусидо приказал подняться на холм и оглядеться.

Мы взобрались на холм и с легкостью расположились всем отрядом на его вершине, настолько она была срезанная. С высоты горная гряда показалась гораздо еще более приближенной. Мальчишка стоял, казалось, что-то вспоминая, затем указал на точку в горах, не так высоко от подножия. Приглядевшись, мы различили какие-то постройки и возродились духом, ибо это не могло быть ничто иное, как золотые рудники, в которых дикари добывают золото для своих украшений.

Взбодренные, все двинулись вперед, чтобы на едином дыхании преодолеть отделявшее нас от золотых рудников расстояние, но в этом момент укушенному змеей Мануэлю стало совсем плохо. Его нога не только вспухла, но и почернела, а сам Мануэль начал заговариваться.

– Никто отсюда не возвратится, помяните мое слово, – прошептал укушенный. – Все останемся в этой треклятой сельве, все до единого.

Через полчаса забытья Мануэль скончался, увеличив скорбный список еще на одного погибшего. Мы похоронили его, накидав над телом кучу камней, и продолжили путь.

За оставшееся до захода время мы приблизились к подножию гор и разбили лагерь у склона, на следующий день рассчитывая достигнуть, как и обещал наш непреклонный командир дон Антонио де Альбусидо, заветной цели – золотых рудников.

На возвышенности меньше насекомых, и я впервые за много недель прекрасно выспался. Дикареныш почивал рядом, не привязанный. Я совершенно не опасался, что он убежит: цель нашей экспедиции стояла перед нашими мысленным взорами, как воочию – там, наверху, на склоне одной из уходящих в поднебесье вершин.

Утром маленький проводник, хотя до того показывал дорогу уверенно*****, заколебался: начал крутить головой, высматривая что-то ведомое ему одному, затем кивнул в сторону каменистой осыпи, приглашая отряд взобраться на нее. Я пустил мальчишку первым, и он принялся взбираться, обходя попадавшиеся на пути плоские камни.

Процессия двинулась следом.

Это было какое-то мучение – взбираться по каменистой осыпи. Мелкие камни, из которых осыпь состоит, уходят из-под ног, так что на них совершенно невозможно опереться, камни же покрупнее скатываются вниз, если их задеваешь. Скатывающиеся камни вполне могли переломать ноги, поэтому о каждом срывающемся со склона камне приходилось предупреждать идущих ниже людей.

Наконец, с нами были лошади. Если люди еще как-то могли одолеть осыпь, лошади наотрез отказывались продвигаться вперед. Чтобы продвинуть их вперед, двум людям приходилось тянуть лошадь спереди за узду, а еще двум подталкивать снизу в круп – только тогда какое-то, хотя крайне незначительное, продвижение было заметно. Особенно тяжело толкающим лошадь приходилось в том случае, если на лощади сидел дон Антонио де Альбусидо, покидавший седло только в экстренных ситуациях. Для толкания серой кобылы дона Антонио де Альбусидо требовалось не менее шести человек, которые совершенно изматывались, принимая во внимание то обстоятельство, что поклажу с этих солдат никто не снимал. По счастью, я был избавлен от подобной неприятной обязанности, идя в голове нашего маленького отряда, вместе с проводником.

Казалось, каменистая осыпь невелика, но для ее преодоления потребовалось четверть дня.

Когда последний из моих товарищей достиг твердой каменистой почвы, солнце стояло высоко, освещая измотанных людей, без сил опустившихся на камни и хватающих открытыми ртами воздух. Даже всегда неутомимый дон Антонио де Альбусидо и тот запыхался. Но самое плохое, что дикареныш начал проявлять беспокойство: он вертел головой направо и налево, как будто был в этих местах впервые. У меня снова возникло желание прирезать маленького проныру, тем самым испорченным кинжалом, представлявшим скорее пародию на оружие, чем само боевое оружие, каковым он еще несколько дней назад был.

Мальчишка покрутил головой и указал маршрут, которым нам надлежало следовать. Мои товарищи нехотя поднялись с камней и выстроились походным порядком: каменистая приступка сменилась теснящимися по бокам скалами – следовать тем путем, которым решил повести нас мальчишка, можно было только в шеренгу.

К середине дня мы выбрались на узкий гребень, по которому надлежало добираться по рудника. Поначалу слева и справа от нас находились каменистые осыпи, только еще более крутые, чем та, которую нам с таким напряжением удалось преодолеть, затем их сменили пропасти.

В одну из пропастей рухнула, оступившись, одна их оставшихся лошадей – по счастью, не та, на которой продолжал подъем дон Антонио де Альбусидо, а вьючная. Что впрочем было не менее досадным, если учесть, что лошадь рухнула в пропасть вместе с поклажей, которую везла. Достать из пропасти остатки поклажи и лошади нечего было думать, поскольку никто из людей не смог бы спуститься на такую глубину, даже обвязавшись веревками. Впрочем, нас опередили. Я видел своими глазами, как две огромные птицы с размахом крыльев больше, чем размах рук у человека*******, кругами спланировали к месту падения и вскоре поднялись в воздух. Одна из птиц несла в когтях разбившуюся лошадь, а вторая – два тюка с поклажей, ранее притороченных к лошади. Прогибаясь под тяжестью груза, птицы – внешним видом они напоминали орлов, но имели лысые головы и были намного крупней орлов, – скрылись за выступом скалы.

Мы продолжили путь без погибшей лошади, стараясь смотреть под ноги, чтобы не споткнуться и не повторить ее печальной судьбы.

Еще через полдня изматывающего перехода мы достигли каменной стены, за которой ожидали увидеть золотые рудники, однако взбираться на стену не стали, хотя одна из перерезающих стену расщелин явно проходима. Дон Антонио де Альбусидо приказал остановиться и разбить лагерь. Благо место под каменной стеной было пологим, мы с легкостью смогли расположиться на нем вместе с оставшимися лошадьми.

Мы с товарищами развели костры и приготовили на них еду. Все, не исключая меня, были возбуждены предстоящей удачей и взволнованы: не сомневаюсь, что каждый из нас прикидывал, сколько золотых слитков сможет унести в своем походном мешке.

Я сидел у костра и думал, как возвращусь в родную Севилью, приду на могилу папеньки и маменьки, поклонюсь их праху и скажу:

«Смотрите, сколько золота, серебра и изумрудных камней привез ваш сын из Вест-Индии. Он разбогател, может купить большой дом, обзавестись красивой женой и быть совершено счастлив. Порадуйтесь за него».

Комментарии:

горы становились выше и выше* - скорее всего, это Октомнунанга, о которой говорил Пицикотль в своей наскальной рукописи.

одна из ящериц выползла на берег и уставилась на нас, раскрыв зубастую пасть** – вы, уважаемые дети, разумеется, догадались, что этими крупными зубастыми ящерицами были на самом деле крокодилы. В Испании не водятся крокодилы, конкистадоры не читали о крокодилах в книжках и не смотрели по телевизору – не знали даже, как крокодилы правильно называются. Поэтому, впервые в жизни увидев греющихся на отмели крокодилов, воскликнули: «Смотрите-ка, на солнце греются ящерицы!», – и были по-своему правы.

пятая часть доставленного нами золота достанется королю*** – обычно в качестве инвестора конкистадорских экспедиций выступал испанский король, которому доставалась изрядная доля привезенных из Южной Америки богатств – может быть, и побольше пятой части. В этом случае слова дона Антонио де Альбусидо следует считать преувеличением, направленным на то, чтобы подбодрить измученный блужданием по сельве отряд.

арьергард**** – войска прикрытия. Автор имеет в виду, что Мануэль шел в хвосте колонны.

одинокий холм со срезанной вершиной***** – да, уважаемые дети, тот самый холм, на котором Пицикотль и его дедушка встречались с Виракочей.

мальчишка, казалось, заколебался, хотя до этого показывал дорогу уверенно****** – все правильно, ведь Пицикотль здесь никогда не был. Как вы помните, уважаемые дети, он видел место приземления Виракочи с холма и вел туда конкистадоров, не зная дороги, а только ее предполагая, а может, предчувствуя опытом предшествующих поколений, посещавших это место в незапамятные времена. Что такое опыт предшествующих поколений, спросите вы? Сложно сказать. Некоторые ученые утверждают, что опыт предшествующих поколений определяется встроенным в голову магнитным приборчиком навроде компаса. К примеру, перелетная птица летит на зимовку. Как, спрашивается, она определяет направление, если до этого никогда на зимовку не летала? Ученые отвечают: благодаря магнитному приборчику в голове. То есть сама птица нужного направления не знает, но магнитная стрелка на вмонтированном в голову приборчике подсказывает птице, в каком направлении махать крыльями. Причем такие приборчики имеются не только у птиц, но и у людей тоже. Я за собой не раз замечал: иду в метро и вдруг забываюсь – в том смысле, что начинаю о чем-то усиленно думать и сразу забываю о происходящем вокруг. Не знаю, как с вами, а со мной такое часто происходит. Так вот, иду я по метро в совершенно забывчивом состоянии, а когда прихожу в себя, то с удивлением обнаруживаю себя же, продвигающимся в правильном направлении. А мог бы сесть не на тот поезд, свернуть не в тот переход и уехать черт знает куда, а поди ж ты – сознание отключено, а ноги двигаются куда положено, совершенно как крылья у перелетной птицы. Приходится признать, что в моей голове тоже спрятан магнитный приборчик, хотя в какой части головы он находится и как им пользоваться, ума не приложу.

огромные птицы с размахом крыльев больше, чем размах рук у человека******* – кондоры. Взрослый кондор может легко унести зазевавшегося туриста, не говоря уже о его рюкзаке.