4. Отправка в прошлое В девять утра я вновь был в терапевтическом центре «Хронос». – Следуйте за мной. Консультант провел меня в дальний, обитый металлическим листом кабинет, на котором значилось: пусковая. Посреди стоял хронотоп. Рядом с хронотопом скучал бородатый реквизитор, как оказалось, обязанный взять у меня подпись за предоставляемое оборудование. – Здесь расписывайтесь, – сказал он, протягивая лазерную самописку. – И здесь тоже. Я расписался. – Время выставлено? – спросил реквизитора консультант. – Должно быть выставлено. – Что же вы стоите? Залезайте, залезайте уже, – консультант подтолкнул меня и хронотопу. – Терапевтический центр «Хронос» желает вам приятного путешествия. Я сложился и залез в хронотоп. Консультант нажал на красную кнопку на пульте, и хронотоп выбросило в Южную Америку. Я находился во влажном тропическом лесу, причем мой хронотоп без промедления погружался в затхлую болотистую жижу. Вода уже заливала крохотный салон хронотопа, когда я дал по газам и взмыл вверх. Добавлю, что жижа оказалась весьма липкой, и мне впоследствии пришлось долго протирать нижнюю часть хронотопа мокрой тряпочкой, чтобы придать агрегату более-менее человеческий вид. Но это было впоследствии, а пока я взлетел над первобытным болотом я огляделся. Хронотоп находился на высоте около тридцати метров, как раз над верхушками деревьев. Повсюду я наблюдал бескрайние древесные заросли, кое-где перерезаемые речными артериями, да на горизонте высокие горы упирались в поднебесье. При мысли, что нахожусь во времени, в котором к живым существам применяется физическая сила, мне сделалось не по себе. Потом я сообразил, что именно для этого выбрался в прошлое: чтобы позабыть о мухе, заживо сваренной в результате моей преступной неосторожности. Едва я вспомнил о мухе, мне сделалось невыносимо стыдно: если в настоящем прошлом ко мне могли применить физическую силу, однако благодаря защитному браслету этого можно было не опасаться, то в моем будущем настоящем муха уже сварилась*, и этот свершившийся факт продолжал терзать мою измученную совесть. Я дал малый ход, пытаясь высмотреть жизнь в этой необустроенной местности, но высмотрел разве что несколько перепархивающих в ветвях птиц. Впрочем, одна из них – птица с резким очертанием тела и изогнутым клювом, – представляла интерес для моего излечения, поскольку держала в когтях добычу. Я содрогнулся от подобного варварства, тем не менее подлетел поближе, чтобы посмотреть, кого же пернатая хищница заклевала, однако не увидел ничего определенного. Так, окровавленный кусок мяса со светло-бурой шерстью – мелкий грызун, наверное. Я долго смотрел, как птица, удерживая пойманного грызуна в когтях, рвет его своим изогнутым клювом, и думал: «Вот-вот-вот-вот, – думал я. – Вот она, неприукрашенная жизнь, такая, какой она была на заре рода человеческого. Производство продуктов не налажено, отчего живые существа вынуждены добывать пропитание первобытной охотой. Кто кого поймал, тот и съел – пищевая цепочка в ее самом примитивном и неотрегулированном виде. И среди звеньев этой пищевой цепочки – человек негуманистический, растерянный и уязвленный, думающий лишь о том, как бы поскорей набить себе брюхо и размножиться, чтобы хоть на минуту позабыть о своем кошмарном нечеловеческом существовании. Пройдет несколько сотен лет, и будущее Земли окажется переустроено: появятся фабрики по производству синтетического мороженого, будут изобретены бронезащитные браслеты и мягкая туалетная бумага. Люди, успокоенные тем, что отныне голодная смерть им не грозит, гуманизируются и духовно переродятся. Они разучаться убивать живых существ, даже самых маленьких и беззащитных. Отныне они не тронут пальцем ни пичугу на ветке, ни бабочку на цветке, ни обыкновенную муху…» В этот момент я заметил дым, поднимающийся над холмом со срезанной вершиной. «Где костер, там и люди», – решил я. Не желая терять драгоценного времени, я развернулся и повел хронотоп в направлении холма. Мне надлежало поближе ознакомиться с жизнью своих южноамериканских предков, чтобы лучше осознать хищническую природу, запрятанную веками процветания и гуманизма в глубине моей человеческой натуры. Я не ошибся в своем предположении: рядом с костром находился старик – смуглый, с раскрашенным телом, почти голый. Он сидел у огня и клевал носом. Едва увидев мой опускающийся на поляну хронотоп, затем меня самого, вылезающего из хронотопа наподобие складной линейки, старик немедленно пал и ниц и огласил поляну хриплыми взволнованными криками. – Виракоча! Божественный Виракоча вернулся! – захрипел старик, ползая по траве на коленях. Я прекрасно его понимал, поскольку старик кричал на языке тупинамба, который мне совсем недавно – естественно, в моем, а не в его временном измерении, – впрыснули, причем с руки еще не исчезло покраснение. «Каким образом я вернулся, если я здесь впервые?» – подумалось мне. Старик принимал меня за какого-то Виракочу – вероятно, местное божество. Потом я сообразил: кэмпинг выстроен центром «Хронос» не для меня одного – он и раньше принимал посетителей, один из которых мог разговаривать со стариком под видом божества Виракочи**. Что же, это было мне на руку. Я не стал разубеждать старика, а произнес со всей возможной мягкостью и расудительностью: – Ну да, это я, Виракоча. Старик затрепетал и задергался. – Ты изменился, Виракоча! Приобрел новое обличие. Теперь твои волосы солнечного цвета. Мой предшественник не был рыжим. – Волосы выгорели на солнце, – заметил я. – Но вообще я, божество Виракоча, способен изменять внешность по желанию. – О Виракоча, солнечное божество!.. – снова захрипел старик. А, значит, я солнечное божество! – Спасибо, что, вняв моим мольбам, прилетел с Солнца. Я живу на Солнце. Запомним. – Дай мне совет, божественный Виракоча, – продолжал старик, начиная пританцовывать. – Я дам тебе совет. Но прежде ты должен рассказать мне, в чем дело. – Посоветуй, когда моему племени лучше напасть на племя чуинья. Мы должны убить и съесть всех чуиньи, потому что это плохое племя. Выходит, этот старик из племени каннибалов: может не только убить, но и съесть себе подобного?! Я слышал о каннибализме, но не предполагал когда-либо встретить живого человека, не брезгующего – страшно вымолвить – человечиной. Вместе с тем, глядя на престарелого раскрашенного каннибала, я не чувствовал к нему отвращения: это был обыкновенный жилистый старикан, проживающий в Южной Америке XVI века, со всеми вытекающими отсюда кулинарными предпочтениями. Тогда я начал говорить. Я рассказал старику о том, что питаться другими людьми нехорошо, что когда-нибудь люди изобретут синтетическую пищу, вследствие чего прекратят убивать не только друг друга, но и любые биологические существа, что это прекрасное время наступит через каких-то восемьсот лет*** и получит название эпохи миролюбия и гуманизма. Старик согласно кивал, но я видел: он остается при своих предубеждениях. То есть старик ко мне прислушивался – я, как никак, был для него солнечным божеством Виракочу, – тем не менее не придавал моим словам буквального смысла, а по всей видимости, полагал, что… Понятия не имею, что он полагал: возможно, что запрет на употребление человеческого мяса в пищу распространяется лишь на определенный период. Своим первобытным умом старик не мог ухватить мысль о полном запрете каннибализма, как я не смог бы принять предложение о ликвидации гуманизма, если бы такое предложение кто-нибудь выдвинул. – Кушать других людей нельзя, – сказал я старику в заключение. – О Виракочу, разве воины чуиньи невкусные? – прошамкал старик. – Они очень, очень вкусные, особенно в закопченном виде. Мы были разными людьми, тем не менее я чувствовал к этому полуголому старику дружеское расположение. Хотя положение наше было неравноправно: я был всезнающим божеством Виракочей, тогда как старик – простым южноамериканским индейцем, склонным к суеверениям и предрассудкам. В этот момент мне в голову пришла отличная мысль – отвратить стариковское племя от людоедства посредством перехода на растительную пищу. «Надо будет узнать, какая культура лучше всего подходит для климата Южной Америки», – решил я на будущее. Чтобы иметь возможность связаться со стариком, который мог раствориться в необъятных тропических лесах навсегда, я передал ему свои радионаушники: – Возьми это, чтобы слышать мой голос. Затем объяснил, как радионаушниками пользоваться. – О божественный Виракоча! Разве, засунув черный корень в ухо****, я смогу тебя слышать? – Да, если я захочу с тобой говорить. Если я пожелаю тебя увидеть, то смогу вызвать на это место. Ты придешь, старик? Старик закивал и в этот момент сделал то, что произвело на меня гораздо более сильное впечатление, чем сообщение о каннибализме. Он ударил себя по щеке и соскреб с нее мертвую муху. Сваренная мной муха была как живая, она даже подрагивала лапками, пока окончательно не скончалась, эта же южноамериканская муха – размером она была раза в два крупней своей ноябрьской родственницы, – была раздавлена стариковской ладонью совершенно безжалостно и моментально. При этом старик не только не испытал видимых мучений совести, но не придал своему безжалостному поступку никакого значения – попросту его не заметил. Я пошатнулся, залез с хронотопа и взмыл вверх – лишь бы не видеть раздавленное в лепешку насекомое. С этого момента перед моим внутренним взором замаячила муха, раздавленная стариковской ладонью. Я не чувствовал себя причастным к ее убийству – напротив, понимал, что в этом бесчеловечном поступке***** кроется какой-то оправданный смысл, какое-то моральное основание, позволяющее человеку так поступать. Однако пора было заняться поисками кэмпинга, обустроенного терапевтическим центром «Хронос». Сориентировавшись по джипиэске, я направил хронотоп к горам******. Внизу горы поросли лесом, по мере возвышения лес переходили в кустарник, а уже над кустарником высились каменистые отроги, выглядевшие неприветливо. После получаса полета кэмпинг был обнаружен. Он был стилизован под старинную крепость******* и состоял из нескольких составленных из огромных валунов зданий, соединенных между собой каменными же лесенками. Места хватило бы для посадки нескольких хронотопов, и я лихо опустился в центре жилого массива. В кэмпинге не было ни одной живой души – за исключением насекомых, разумеется. Едва я вылез из хронотопа, меня начали преследовать несколько десятков крупных особей – вероятно, комаров или каких-то напоминающих комаров мух. Хорошо, что на мне был защитный браслет, препятствующий непосредственному соприкосновению: насекомые кружились вокруг, не в силах преодолеть бронированное поле. Страшно подумать, что могло случиться без бронезащиты: какой-нибудь комар мог на меня покуситься, а я рефлекторно******** его прихлопнуть. Сознание у современного человека гуманистическое, а рефлексы прежние*********, доставшиеся от хищных предков – я слышал о подобных случаях, но никогда не примерял на себе. Единственное, что утешало: летающие вокруг комары и мухи умерли восемьсот лет назад – я могу уничтожить их всех, будущее от этого не пострадает. Обойдя кэмпинг и насладившись открывающимися со склона великолепными пейзажами, я прошел к одному из жилых зданий и при помощи идентификационной карточки********* проник внутрь. Здесь было все необходимое для жизни: мебель для сидения и лежания, дезинфектор**********, посуда. С грустью и недоумением обнаружил я среди кухонной утвари лазерную кофеварку корпорации «Саймонс» – точно такую, которой некогда пользовался в своей жильне и которая, по сути, привела меня к моему нынешнему состоянию. «О Великий Гармонизатор! – подумал я, отставляя кофеварку-убийцу в дальний угол. – Надо будет напомнить работникам центра «Хронос», чтобы заменили ее на другую модель. Надеюсь, корпорация «Саймонс», производящая столь опасные предметы, уже ликвидирована». Я не напрасно согласился на курс хронореабилитации: не истек первый день моего пребывания в Южной Америке, а мне намного, намного легче.
Комментарии: если в настоящем прошлом ко мне могли применить физическую силу, однако благодаря защитному браслету этого можно было не опасаться, то в моем будущем настоящем муха уже сварилась* – надеюсь, уважаемые дети, вы разобрались, что здесь к чему. Поскольку автор третьей рукописи – человек, прилетевший из будущего, – находится в прошлом, то для него это прошлое является одновременно настоящим, тогда как настоящее, из которого он прилетел, является в настоящий момент будущим. А вот если бы автор прилетел из настоящего в будущее, то говорил бы о настоящем будущем – том, в котором он в таком случае находился бы, – а также о прошлом настоящем – том, из которого прилетел. Надеюсь, вы поняли. Скажу без ложной скромности: я один из лучших в мире комментаторов. один из которых мог разговаривать со стариком под видом божества Виракочи** – вспомните, уважаемые дети, первую часть трилогии: рассказ Пицикотля о том, что его дедушка во времена своей молодости уже встречался с Виракочей. Тем Виракочей был какой-нибудь другой путешественник во времени, клиент терапевтического центра «Хронос». через каких-то восемьсот лет*** – автор напрасно пытался объяснить дедушке Пицикотля, что будет через восемьсот лет. Как мы помним, на языке тупинамба счет возможен только до трех, а дальше идет много-много-много-много. засунув черный корень в ухо**** – черный магический корень, который дедушка Пицикотля засовывал себе в ухо, это и были радионаушники. Если бы я знал об этом, комментируя первую часть, я бы так сразу в комментариях и написал. в этом бесчеловечном поступке***** – так как проступок совершен не в отношении человека, а в отношении мухи, его следовало бы назвать не бесчеловечным, а безмухостным, то есть бессовестным в отношении мухи. я направил хронотоп к горам****** - к горам Октомнунанги. был стилизован под старинную крепость******* – нет сомнений, что упомянутый кэмпинг ни что иное как знаменитое Мачу-Пикчу. Вы, уважаемые дети, наверняка слышали о Мачу-Пикчу. Эти живописные каменные развалины были обнаружены в 1911 году в одном из труднодоступных районов перуанских Кордильер. Ранее считалось, что развалины остались от могущественной индейской цивилизации, но теперь, после моего скромного исторического исследования, выяснилось: Мачу-Пикчу – кэмпинг, построенный терапевтическим центром «Хронос» через восемьсот лет после открытия Америки. Да и в самом деле, откуда взяться каменным развалинам на горной вершине? Вокруг примитивные индейские племена, болота и анаконды с ягуарами, а тут даже не действующая архитектура, а стилизованные под позднейшие времена руины! Следовало раньше догадаться, что к этому приложили руку люди из далекого будущего. рефлекторно******** – то есть на основании рефлексов. Если уколоть булавкой руку, рука рефлекторно отдернется. Если, уважаемые дети, вы соберетесь провести на ком-нибудь этот дерзкий эксперимент, проводите на себе: не стоит колоть булавками бабушку или приятеля. сознание у современного человека гуманистическое, а рефлексы прежние********* – автор имеет в виду не наших, а своих современников: людей будущего. идентификационная карточка********* – по всей видимости, ключ от двери. Должны же были помещения, выстроенные в перуанских Кордильерах терапевтическим центром «Хронос», запираться. Мало ли кто мог забрести в кэмпинг! дезинфектор********** – что это такое, в рукописи, точнее в мыслезаписи, не говорится. Может быть, туалет? |
|
Приветствую Вас, Гость
Среда, 08.05.2024, 06:29
Михаил Эм © 2014 | Бесплатный хостинг uCoz