Сцена 4

Петина квартира. Горит свет, потому что на дворе темень — три часа ночи. Мать в халате пытается читать, но каждые три минуты вскакивает, чтобы поглядеть в окно. Безостановочный звонок в дверь. Мать бросается открывать. На пороге улыбающийся во весь рот Петя.  

Петя: А ты еще не спишь, мам?

Поскальзывается о половик и, пролетев полкомнаты, удачно тормозит головой об обеденный стол. Облокачиваясь на него всем телом, начинает стаскивать ботинок.

Извини, немного задержался. Позвонить было неоткуда.

Мать: Петенька, что с тобой?

Петя (с удивлением осматривая себя со всех сторон): А что со мной такого?

Мать: А рука почему перевязана?

Петя: Рука ерунда.

Стащив только один ботинок, открывает дипломат и вываливает на скатерть пачки чистых и окровавленных бумаг. Мать при виде крови вскрикивает от ужаса.

Мать: Паша, Петеньку ранили!

Из спальни прибегает заспанный отец в трусах и майке.

Отец (определив с первого взгляда): Да этот гусь лапчатый пьян в стельку! (Пете). Что у тебя с рукой?

Петя: Порезался.

Отец: Обо что умудрился?

Петя: О выкидуху… Она из дипломата вывалилась и раскрылась.

Отец: Говорил же, чтоб не таскал с собой повсюду… А кровь чья? Почему столько крови? Зарезал кого-нибудь?

Мать: Паша!

Петя (удивленно): Моя кровь.

Отец: Я пошел спать.

Позевывая, уходит.    

Мать: Петенька, второй ботинок сними!.. Как хорошо, что тетя Маруся ничего не видит.  

Петя: Без проблем.

Стаскивает с ноги второй ботинок и ставит его на стол. Мать подбирает первый ботинок с пола, а второй со стола и относит в прихожую.

Все чудно, мам. Знаешь, меня записали в поэтическую студию. Как только я им свои стихи прочитал, сразу и записали.

Мать (вздыхая): Я вижу.

Петя: Может, напечатают в «Комсомольской правде»… Потом, само собой, посидел с новыми друзьями — на радостях, что все так хорошо прошло. Приняли по чуть-чуть. (Взгляд его падает на бумаги). А знаешь, чем отличается «На холмах Грузии» от «Я помню чудное мгновенье»?

Мать: Нет, Петенька, не знаю.

Петя (с хитрецой): Вот то-то и оно, мам, то-то и оно… Никто не знает, а Зыков знает. Значит, я тоже узнаю.

Начинает раскладывать бумаги, отчего путает их еще больше.

Зыков дал почитать мне свои стихи. Он сразу понял, что во мне что-то есть. Искра Божья, наверное. «Я помню чудное мгновенье. Передо мной явилась ты…»

Заливается пьяным дурацким смехом.

Мать: Зыков, он в твоей студии главный?

Петя: Да ты чего, мам? Главный — это Андрей Сигизмундович. Сигизмундыч, как мы его между собой называем. Классный мужик, усы вот такие пушистые…

Мать: Петенька, а голова не болит? Ступай в ванную, тебе надо освежиться.

Петя: Да я свеж, как утренний хмель на лозе.

Мать: Сними рубашку, Петенька, она у тебя грязная.

Петя, обрывая три пуговицы из шести, стягивает рубашку.

Как же ты завтра в институт в таком виде пойдешь? Какой там завтра — сегодня. Тебе через пять часов вставать.

Петя: Вопрос сугубо риторический.

Пошатываясь, бредет в ванную. Включается вода, слышится плеск воды, после чего тройное торжествующее: «Иес!», «Иес!», «Иес!».