Сцена 4
Петина квартира. Горит свет, потому что на дворе темень — три часа ночи. Мать в халате пытается читать, но каждые три минуты вскакивает, чтобы поглядеть в окно. Безостановочный звонок в дверь. Мать бросается открывать. На пороге улыбающийся во весь рот Петя.
Петя: А ты еще не спишь, мам?
Поскальзывается о половик и, пролетев полкомнаты, удачно тормозит головой об обеденный стол. Облокачиваясь на него всем телом, начинает стаскивать ботинок.
Извини, немного задержался. Позвонить было неоткуда.
Мать: Петенька, что с тобой?
Петя (с удивлением осматривая себя со всех сторон): А что со мной такого?
Мать: А рука почему перевязана?
Петя: Рука ерунда.
Стащив только один ботинок, открывает дипломат и вываливает на скатерть пачки чистых и окровавленных бумаг. Мать при виде крови вскрикивает от ужаса.
Мать: Паша, Петеньку ранили!
Из спальни прибегает заспанный отец в трусах и майке.
Отец (определив с первого взгляда): Да этот гусь лапчатый пьян в стельку! (Пете). Что у тебя с рукой?
Петя: Порезался.
Отец: Обо что умудрился?
Петя: О выкидуху… Она из дипломата вывалилась и раскрылась.
Отец: Говорил же, чтоб не таскал с собой повсюду… А кровь чья? Почему столько крови? Зарезал кого-нибудь?
Мать: Паша!
Петя (удивленно): Моя кровь.
Отец: Я пошел спать.
Позевывая, уходит.
Мать: Петенька, второй ботинок сними!.. Как хорошо, что тетя Маруся ничего не видит.
Петя: Без проблем.
Стаскивает с ноги второй ботинок и ставит его на стол. Мать подбирает первый ботинок с пола, а второй со стола и относит в прихожую.
Все чудно, мам. Знаешь, меня записали в поэтическую студию. Как только я им свои стихи прочитал, сразу и записали.
Мать (вздыхая): Я вижу.
Петя: Может, напечатают в «Комсомольской правде»… Потом, само собой, посидел с новыми друзьями — на радостях, что все так хорошо прошло. Приняли по чуть-чуть. (Взгляд его падает на бумаги). А знаешь, чем отличается «На холмах Грузии» от «Я помню чудное мгновенье»?
Мать: Нет, Петенька, не знаю.
Петя (с хитрецой): Вот то-то и оно, мам, то-то и оно… Никто не знает, а Зыков знает. Значит, я тоже узнаю.
Начинает раскладывать бумаги, отчего путает их еще больше.
Зыков дал почитать мне свои стихи. Он сразу понял, что во мне что-то есть. Искра Божья, наверное. «Я помню чудное мгновенье. Передо мной явилась ты…»
Заливается пьяным дурацким смехом.
Мать: Зыков, он в твоей студии главный?
Петя: Да ты чего, мам? Главный — это Андрей Сигизмундович. Сигизмундыч, как мы его между собой называем. Классный мужик, усы вот такие пушистые…
Мать: Петенька, а голова не болит? Ступай в ванную, тебе надо освежиться.
Петя: Да я свеж, как утренний хмель на лозе.
Мать: Сними рубашку, Петенька, она у тебя грязная.
Петя, обрывая три пуговицы из шести, стягивает рубашку.
Как же ты завтра в институт в таком виде пойдешь? Какой там завтра — сегодня. Тебе через пять часов вставать.
Петя: Вопрос сугубо риторический.
Пошатываясь, бредет в ванную. Включается вода, слышится плеск воды, после чего тройное торжествующее: «Иес!», «Иес!», «Иес!».