Сцена 7

Петина квартира. Мать штопает Петину одежду, отец в другой комнате, отдыхает. В замке проворачивается ключ, и появляется непривычно притихший Петя.

Петя: Мам, привет. Поужинать дашь чего-нибудь?

Бросает дипломат в угол.  

Мать: Сейчас, Петенька.

Всхлипнув, уходит на кухню. В другое время Петя непременно заметил бы, что в доме творится что-то неладное, но сейчас он слишком ото всего отрешен, чтобы быть наблюдательным.

Суп будешь?

Петя: Буду. Впрочем, мне все равно.

Молча садится за стол и хлебает суп.

Мать: Как прошли занятия, Петенька?

Петя: Не было занятий.

Мать: Почему?

Петя: Руководитель заболел.

Мать всхлипывает еще раз. Петя, наконец, замечает.  

Ты чего, мам? Случилось что-нибудь?

Мать: Отец твои стихи взял перечитать и в них что-то нехорошее нашел. Сидит в той комнате, как сыч, тебя ждет для разговора.

Петя: Бред какой. Как в стихах может быть что-то нехорошее? Рифма, что ли, неудачная?

Мать: Рифма.

Петя: Ну вы даете, родители! Нельзя же из-за неудачной рифмы такой хай поднимать.

Продолжает хлебать суп. Из другой комнаты показывается отец. У него в руках несколько листков с бурыми пятнами высохшей крови.

Отец: Явился, не запылился.

Петя: Ты чего, пап?

Отец протягивает Пете листы.  

Отец: Чьи стихи? Почерк не твой.  

Петя бросает на листы взгляд.

Петя: А, эти?.. Да, это не мои. Знакомый дал почитать. В дипломате, наверное, перепутались.

Отец: Какой знакомый? Из поэтической студии?

Петя: Из поэтической студии. Ты чего сегодня такой взвинченный?

Отец: А чего мне быть не взвинченным, когда моего сына такой дрянью в поэтической студии пичкают? Послушай, мать, что там написано. «Гражданин СССР на веревочке висел». Как это тебе нравится? Как тебе великая русская поэзия? На этом ли языке писал Александр Сергеевич Пушкин?

Мать: Паша!

Отец: Ты мне скажи, сын, много у тебя еще таких стихов?

Петя (вызывающе): Полный дипломат.

Раскрывает дипломат. Достает пачку листов и кидает отцу.  

На, почитай. Там еще похлеще имеется.

Мать: Петенька!

Отец принимает пачку. Распаляясь все больше и больше, просматривает листок за листком и тут же отбрасывает прочь. Петя, уставившись в пустую уже тарелку, продолжает скрести по ней ложкой.

Отец: Понятно!  

Петя: Что тебе понятно?

Отец: Это антисоветчина!

Петя: Хоть бы и так. Стихи-то здесь при чем?

Отец: Антисоветские стихи!

Петя: Заладил, как попугай.

Мать: Петенька! Как ты с отцом разговариваешь?

Отец: Это похуже Солженицына!

Петя: А что ты имеешь против Солженицына?

Отец (задыхаясь от возмущения): А ты знаешь… ты знаешь…

Петя: Что знаю?

Отец: …что твоего еврея Солженицына посадили за мародерство? Он на поле боя по трупам шарил, коронки золотые из зубов выдергивал. А когда пытались арестовать, из пистолета отстреливался, сержанта в ногу ранил.  

Петя (удивляясь): Серьезно, что ли?

Отец: А ты как думал? Антисемит и подонок известный. Чтобы больше в эту поэтическую студию ни ногой! Нечего тебе в ней делать. Тоже мне, студия «Горизонт». Пригрелись, гаденыши, при клубе текстильной промышленности. Я тебе с антисоветчиками связываться не позволю!

Петя: Какие антисоветчики, пап? Там стихи читают.

Отец (потрясая кипой листов): Я вижу, какие стихи! Мозги таким незрелым соплякам, как ты, промывают. Кто, ты мне скажи, кто эту пакость написал?

Петя (неохотно): Зыков.

Отец: Зовут как?

Петя: Виктор. Виктор Зыков. А вот отчество не скажу, не знаю.

Глаза у него еще больше темнеют.  

Отец: Вот я поговорю о твоем Викторе Зыкове с кем следует, небось, не обрадуется.

Петя: С кем поговоришь, пап?

Отец: С кем надо, с тем и поговорю. В особой комнате, какая на каждом предприятии имеется. Первый отдел называется. Слышал, может? Специально для таких, как твой Зыков, гусей лапчатых, приспособлена.

Петя (задумчиво): Небось, и в моем институте такая же комната имеется.

Отец: А ты как думал? Там бы поговорил, да тебя, дурака, жалко — из института попереть могут. Но чтобы в студию свою больше ни ногой, а то пеняй на себя. Дурь-то из головы поэтическую пора выкинуть.

Петя: Пойду, когда захочу.

Мать: Петенька!

Отец (задыхаясь от гнева): Что? Ах ты, щенок… Как ты смеешь со мной так разговаривать? Да я тебе в отцы гожусь! Еще раз такие стихи в доме найду, Зыков твой перед всей страной ответит. Перед всем советским народом.

Мать: Паша!

Петя (тихо): Зыков, пап, уже перед страной ответил. И перед всем советским народом тоже. Так что ты опоздал.

Отец: Это как ответил?

Петя: Его зарезали вчера. Без всякой причины, просто подошли на улице, спросили фамилию и ударили ножом в сердце. (Матери). Поэтому и сегодняшнее занятие, по случаю траура, отменили.

Мать: Ох, Господи!

Отец: Не рассчитывай, не заплáчу. Мне жалко героев, погибших в гражданскую и отечественную. Лазо сожгли в паровозной топке, Кошевого сбросили в шахту, у партизан из спины ремни вырезали. Вот их мне жалко,  а твоего Зыкова не жалко. Траур, тоже мне…

Кидает зыковские стихотворения Пете.  

Забирай и уноси из дому. Чтобы завтра духу их в моем доме не было.

Петя: Слушай, как ты можешь такую ерунду городить? Ну стихи ладно, ты в поэзии не понимаешь, но ведь живой человек был. Представь, что его вот таким ножом…

Достает из дипломата выкидуху и выщелкивает лезвие.  

…ударили прямо в сердце. Насмерть. А чем он заслужил? Тем, что «висел» с «СССР» срифмовал?

Отец: Мерзкие стихи…

Поворачивается, чтобы уйти.  

Петя (ему в спину): Пап? Может, ты уже посетил эту свою комнату? Поговорил с кем надо?

Отец (вспыхивая): А хоть бы и посетил. Совесть моя чиста.

Хлопает дверью.  

Мать (плачет): Что ты, Петенька, никуда он не ходил! Куда ему ходить-то на старости лет? Прекратите ссориться, ради Бога, не могу это слышать!

Петя сидит, обхватив голову руками. Голова его распухла и болезненно пульсирует. Он пытается охватить мыслью приоткрывшийся ему огромный новый незнакомый мир и никак не может.