Сцена 5

То же самое место три часа спустя. Кеша и дядя возвращаются с рыбалки — вид у них отдохнувший, но расстроенный.

Дядя: Да черт знает что такое! Не понимаю, в чем дело, фирменное безобразие. На Малой Залупони такого плохого клева отродясь не было. Не говоря уже о Большой.

Кеша: Рыба-дура.

Дядя: Думаю, перепад давления. На прошлой неделе вроде похолодней было.

Кеша: Это ж когда было — пять дней назад.

Дядя: Может, место неправильное выбрали?

Кеша: Достаточно вроде поплавали.

Дядя: Подозреваю, здесь ночная рыба. На разных водоемах у рыбы разные привычки. На одном водоеме она может клевать исключительно по утрам, на другом — исключительно по ночам. Если мы ничего не заблеснили, значит, на Бармагыче ночная рыба.

Как становится понятно из разговора, Кеша с дядей порядком потрудились за утро, перепробовав разные места блеснения, разные блесны и даже разные методы ловли на спиннинг. Пробовали блесны разных типов и размеров: колебалки, вертушки, попперы, воблеры — большие и маленькие, разноцветные, с различной величиной заглубления. Отчаявшись, отправились на глубину джиговать. Отчаявшись и на глубине, пытались заняться эффективным, но скучным тралением, но тоже долго не выдержали, благо траление на Бармагыче оказалось не таким эффективным, каким его описывают в рыболовных журналах. Снова поехали блеснить, но тщетно — ничего не помогало: первая рыбка осталась единственной.

Кеша: Посмотрим, много ли Молчун наловил.

Дядя соглашается, что, несмотря на дядин неописуемый опыт, приобретенный на Большой и Малой Залупони, Молчун является все же более искусным и потенциально удачливым рыболовом, а потому окончательного вердикта по вопросу, утренняя или ночная рыба водится в Бармагыче, следует ожидать все-таки от Молчуна. Спрашивать, однако, не у кого: Молчун с рыбалки пока не возвратился. Его могучей «Брахмапутры» у лагерного песчаного косогора не стоит, зато на самом косогоре, что исключительно приятно, Иван Алексеевич развел небольшой, но жаркий костерок. На костре, зацепленные за фирменную молчуновскую треногу, булькают два фирменных молчуновских котелка. Увидев возвращающуюся лодку, Иван Алексеевич выбегает на берег и, от нетерпения приплясывая, причитает:

Иван Алексеевич: Владимир Федосеевич! Кеша! Много рыбы наловили? А я вам завтрак приготовил, чайку заварил. Идите переодевайтесь и садитесь кушать.

Кеша: Во рыба!

Кеша поднимает на вытянутую руку садок с бьющимся в сетке одиноким окунем.

Иван Алексеевич: Ух ты! Это как же она называется?

Кеша (скромничает): Окунек.

Иван Алексеевич: Ушицу, ушицу из него на обед заварю! Для навара в самый раз будет. (Спохватываясь). А может, Кеша, вы окуня засушить хотите и домой забрать? Так давайте,  засолю, засушу, а потом вам отдам.

Кеша: Да нет, не надо. Лучше ушицу.

Через несколько минут, сидя на раскладном стульчике, которых у Молчуна изрядный запасец, Кеша любуется открывающимся с высоты озерным пейзажем и попивает приготовленный Иваном Алексеевичем чай… Вам, надеюсь, известно, что такое настоящий приготовленный на костре чай и чем он отличается от такого же чая, но приготовленного в домашних условиях? Прежде всего, чай с костра всегда выходит крепким, почти черным — за счет того, что заварка кидается прямо в котелок. Это крепчайший черный чай в котелке. Поскольку чай заваривается на костре, он обязательно пропахнет костром, то есть дымом от костра и недогоревшими поленьями, а еще сосновыми иголками и непередаваемым ощущением вольной воли, которое сопутствует каждой удавшейся рыбалке. Пить такой костровой чай полагается из металлической кружки, кидая в нее кусковой, то есть желательно кусковой, сахар по вкусу — не меньше четырех кусков, чтобы подсластить неповторимую чайную крепость. Если вы только что приплыли с рыбалки, ничего вкуснее кострового чая не сыскать на целом свете… Именно такой костровой чай — Иван Алексеевич, туризмом вообще-то не увлекающийся, заварил его не иначе как по наитию, — и попивает Кеша, когда из молчуновской палатки на свет Божий является заспанная Настенька.

Настенька: Доброе утро! А Молчун еще не приехал?

Не дожидаясь ответа, Настенька с полотенцем через плечо сбегает по косогору вниз. У воды она сбрасывает верхнюю одежду, под которой обнаруживаются совершенно голые ягодицы. Настенькина купальная двоечка очень симпатичная, хотя низ двоечки в задней своей части представляет веревочку, продеваемую между ягодицами насквозь и закрепляемую на такой же горизонтальной, обертывающей бедра веревочке. Кеша невольно оборачивается, не заметили ли голые Настенькины ягодицы дядя или Иван Алексеевич, но ни дядя, расположившийся на травке поглубже в лес, ни Иван Алексеевич, продолжающий суетиться у костра, увидеть со своих мест ничего не могут.

Кеша, пойдем со мной купаться?

Кеша мотает головой, и Настенька, мелькнув прежними ягодицами, с размаху кидается в прозрачную баргамычскую воду.

Вода те-еплая!

Вскоре причаливает молчуновская «Брахмапутра». Молчун, к величайшему восторгу Ивана Алексеевича и величайшему позору Кеши и его высокоученого дяди, демон­стрирует пару толстых судаков-близняшек, тянущих, по общему заинтересованному мнению, не менее чем на шесть килограмм каждый.

Иван Алексеевич: А мы взвесим, взвесим.

В конечном счете судаки тянут на три четыреста и три пятьсот. Их поимка оказывается как нельзя кстати, потому что ушицу из одного Кешиного окуня, несмотря на оптимистические заверения Ивана Алексеевича, разумеется, не сварить. Но теперь-то, благодаря Молчуну, уха гарантирована, а наличие в Бармагыче рыбы подтверждено самым что ни на есть документальным образом.

Кеша (подобострастно): На блесну взял?

Молчун: Угу.

Кеша: Какую?

Молчун: Десятый кастмастер.

Кеша: А у нас с дядей окунек небольшой.

Молчун пожимает плечами.