Сцена 7

Кеша: Пойду, пожалуй, с берега поспиннингую.

В самом деле, отчего не поспиннинговать в свободное от рыбалки время? Каждая минута рыбалки составляет бесценный капитал здоровья и хорошего душевного настроения. Пока ты ловишь рыбу, этот капитал следует как можно интенсивней наращивать, а когда вернулся с рыбалки — как можно рачительней расходовать, потому как до следующей рыбалки запаса может и не хватить. Поэтому каждая проведенная на рыбалке минута драгоценна: ее необходимо использовать исключительно на рыбную ловлю, перемежаемую поеданием пойманной рыбы, и ни на что другое. Памятуя это, Кеша и надумал в ожидании вечерней рыбалки немного поспиннинговать.

Дядя: Сходи, Иннокентий, только в воду не свались (соглашается дядя).

Кеша берет спиннинг и в полном одиночестве спускается с песчаного косогора к воде. Дневной Бармагыч не походит на утренний — он намного лучше. Большая вода, не загораживаемая островами,  простирается к далекому горизонту. Подальше от берега пробегает мелкая рябь, но вблизи никакой ряби нет: на водной пленке, в которой отражается рассеянно шелестящая ветвями растительность, не отыскивается ни единой морщинки. Кеша находится в полупьяном и том же, что Бармагыч, умиротворенном состоянии, в котором мир кажется удивительным… В эту минуту, благодаря приятной погоде и пунктуальному исполнению рыбацкого церемониала, мир и вправду удивителен, без всяких оговорок и примечаний.

Кеша: Эх.

Тяжело вздохнув от понимания того факта, что время суток для рыбной ловли в общем-то бесперспективное, Кеша закидывает блесну и начинает ее выводить. Несмотря на бесперспективность послеобеденного времени, природа так играет, общее состояние духа такое приподнятое, что рыболов не сильно удивляется, почувствовав рыбий удар. Не успевает он подумать и что-нибудь сообразить, как катушка оказывается подмотана, а рыба подтащена к берегу. Подсак Кеша не захватил, поэтому ему приходится вытаскивать рыбу на леске. Этот технически наиболее сложный при поимке рыбы момент, в который добыча, к неописуемому горю рыболова, часто сходит с блесны, проходит на удивление гладко, можно сказать, как по маслу. Кеша не успевает глазом моргнуть, а рыба уже трепыхается на берегу. Еще секунда, и судак — это настоящий судак, такой же крупный, как пойманные Молчуном, но намного более красивый, упитанный, широкий в кости судак — оказывается крепко схвачен за шершавое, будто состоящее из треугольников тело и откинут подальше от воды. Хорошо еще, что судак, несмотря на хищную породу и хитрющий вид, рыба со спокойным, уравновешенным характером. Зацепившись за блесну, он почти не дрыгается и не выпрыгивает из воды, чтобы сделать сальто-мортале, как выпрыгивают в некоторых водоемах щуки. Схватив блесну, судак как будто не имеет ничего против того, чтобы рыболов вытянул его на берег, после чего засыпает стиснутым в его дружеских объятьях быстро и бессловесно, как убаюканный младенец с пустышкой во рту.

Ух ты!

Кеша окидывает окружающий мир другими глазами, будто его визуальную настройку в этот момент кто-то подкрутил, как подкручивают настройку телевизора или компьютерного монитора. Если до сего мгновения мир вокруг был удивителен, то сейчас он вовсе наполняется непередаваемым ощущением сопричастности ему. Кеша с упоением обнаруживает, что сам является частью несказанного мира, по причине чего душа его объемлет космос и растворяется в нем. Счастливый рыболов забрасывает спиннинг еще пару раз, понимая, что судаки стаями не ходят, поэтому нужно срочно менять место спиннингования. Но, видимо, фарт еще не закончился, потому что на втором забросе леска снова натягивается.

Настенька: Ой, рыбка! Это судак, да? Ты, Кеша, его сам поймал?

Оказывается, к Кеше подошла полюбопытствовать Настенька, теперь указывающая пальцем на вытащенного из воды судака.

Кеша: Судак.

В данный момент Кеше наплевать на Настеньку, потому что леску тянет намного сильней, чем до этого. Кеша сначала пугается, что произошел зацеп, так неподатливо напрягается леска, однако через мгновение понимает, что это нисколько не зацеп, а еще более крупная рыбина ухватила блесну — вероятно, самая крупная в его жизни.

Настенька: Ты еще одну рыбу тянешь, да?

Кеша: Рыбу (хрипит гордый рыболов, с трудом удерживая прогибающееся удилище).  

Рыба судорожно работает хвостом, увлекая леску в глубину, изо всех сил старясь не выплыть на поверхность. Катушка тренькает скороговоркой, сигнализируя, что натяжение превышает пределы допустимого, но вскоре рыбина начинает сдаваться, позволяя подтянуть себя к берегу все больше и больше.

Беги к дяде, скажи, чтобы подсак скорей нес!

Настенька (опрометью кидаясь к палаткам): Молчун! Владимир Федосеевич! Кеша рыбу на берег тащит! Подсак нужен!

Дядя с Молчуном, каждый с подсаком, уже бегут к месту разворачивающихся событий, в центре которых Кеша продолжает удерживать согнутый почти пополам спиннинг.

Молчун: Подводи аккуратно, вот сюда! Да не рви ты так, сойдет!

Рыбина наконец высовывает один бок из воды и снова скрывается в бурлящей у берега пучине. Это не судак, а что-то другое, до боли знакомое и вместе с тем невероятно прекрасное.

Дядя: Еще немного! Вот так!

Молчун подводит подсак под трепещущее рыбье тело и выволакивает все вместе на берег.

Настенька: Молчун, что это?

Молчун двумя руками извлекает из подсака рыбу знакомых очертаний, разве что чуть более миниатюрную, чем привычно. Хотя что значит более миниатюрную? Это неминиатюрная, килограммов на пять, особь осетровых пород.  

Молчун: Стерлядь. Впервые вижу, чтобы стерлядь заблеснили. Ее вообще на спиннинг не ловят.

«Тем более на такой поганый спиннинг», — читается в его окостеневшем от чужой удачи взгляде.

Дядя: Ну ты даешь, Иннокентий, ну ты даешь! Это ж кому рассказать, не поверит. (Замечая отдыхающего на травке судака). Ты и судака еще вытащил?

Кеша: Ну да.

Все как-то сразу и несомненно понимают: на Бармагыче жор! Ну конечно, жор! Это жор! Тот самый передаваемый из уст в уста более мифологический, чем реальный жор, когда чумная, психологически оголодавшая рыба бросается на любой попавший в воду предмет, заранее разевая прожорливую пасть. Жор наступает в одну минуту — никогда не узнаешь, как и отчего наступает — и так же неожиданно, как наступил, прекращается. Все эти дни никакого жора не было, а вот с этой минуты, когда на Бармагыче наступил жор, рыба берет как заведенная, днем и ночью. И так будет продолжаться до тех пор, пока в космосе не протикают биологические ходики и жор на Бармагыче не прекратится.  

Молчун: Пойду-ка сплаваю…

Еле сдерживая нетерпение, бросается к своей «Брахмапутре». Настенькая, женским чутьем уловившая, что дело принимает не шуточный спортивный оборот, бежит следом за Молчуном, приговаривая:

Настенька: А меня с собой возьмешь? Меня с собой возьмешь?

Дядя: Да и я, пожалуй, проветрюсь. Посмотрю, какой там еще жор. Ты со мной, Иннокентий, или с берега покидать предпочитаешь?

Кеша: Плывем.

Они забирают Кешин улов и, торжествующие, несут на кулинарную расправу к Ивану Алексеевичу. Кеша, сжимая за гладкое и влажное горло тяжелую, как бревно, стерлядь, ощущает не только упоение от неведомого ранее успеха, но и то, что чудеса на Бармагыче только начинаются. В этом он совершенно прав, хотя сам не подозревает, насколько.