Сцена 2

Кабинет издателя художественной литературы. Издатель сидит за столом, рядом с высоченной стопкой сложенных на полу рукописей. В дверь робко заглядывает Сидоров.

Сидоров: Можно? 

Издатель: Проходите, молодой человек. Как ваша фамилия?

Сидоров: Сидоров.

Издатель: Как Сидоров? Тот самый Сидоров?

Сидоров (он ошеломлен. Только и может произнести): Сидоров. 

Издатель: Это вы написали?

Роется в рукописях. Выуживает одну из них. 

Издатель: Сидоров. «Маразматики, или Возмездие навылет». Это ведь ваше?

Сидоров: Мое. 

Издатель: Поздравляю, Сидоров, мощно пишете. Вы перспективный. Да какое там перспективный, что я говорю! Вы, несмотря на молодость, сложившийся мастер хоррора.

Сидоров (оседая на стул): Спасибо.

Издатель: Особенно мне понравилось это…

Бегло пролистывает рукопись.

Вот…

Зачитывает.

Был поздний вечер, через две недели после похорон Любомира Ивановича. На улице – сильная гроза. Вялый Степан Валерианович, то засыпая, то снова просыпаясь, смотрел телевизор. Он бы его давно выключил, да лень было подняться с кресла. Внезапно Степану Валериановичу почудился шорох за окнами. Пересиливая себя, он все-таки встал, отдернул занавеску и выглянул на улицу. Как раз в это мгновение вспыхнула молния. В ее ирреальном свете с той стороны стекла проявилось чье-то зеленое лицо.

«Аааа!» – испуганно завопил Степан Валерианович и отшатнулся, задернув занавеску.

«Не бойся, Степан Валерианович, это я, твой старый друг Любомир Иванович», – послышался из-за окна хриплый, до боли знакомый голос.

Сидоров: Это один из лучших кусков.

Издатель: Какая экспрессия, какой искрометный юмор, какие психологизмы! Для литературы ужасов психологизмы – редкость. Уж вы мне поверьте, Сидоров. 

Сидоров (скромно): Я старался.

Издатель: Еще как старались! Вы пишете литературу ужасов почти так же мощно, как Амброз Бирс.

Сидоров (обрадованно): Вы читали Бирса?

Издатель: Разумеется, читал. Я же издатель, я иногда читаю.

Сидоров: А как вам Лавкрафт?

Издатель: О, они с Бирсом настоящие наследники Эдгара Алана По! Жалко, что в России мастера ужасов такого класса до сих пор не рождалось. Но теперь появились вы…

От смущения Сидоров закрывает лицо руками.

А с вами и надежда на развитие гоголевских традиций.

Сидоров (только и может вымолвить): Вы знаете…

Издатель: Что?

Сидоров: Я не надеялся встретить понимающего издателя. Такого, как вы. С которым можно было бы запросто пообщаться на литературные темы.

Издатель (с дружеской укоризной): Вы меня удивляете, Сидоров. С кем еще общаться на литературные темы, как не со мной? Не знаю, как в других издательствах…

Сидоров: Да, да! Там мрачно. Откажут, и пары слов в утешение не произнесут.

Издатель: …А в нашем издательстве вы всегда встретите сочувственный прием. Потому что у нас, в отличие от других издательств, работают настоящие профессионалы, подвижники издательского бизнеса.

Сидоров: Спасибо. Значит, вы меня напечатаете?

Издатель: Как только принесете деньги на опубликование вашего замечательного романа ужасов, так сразу договор и подпишем. С договорами у нас быстро, обходимся без волокиты.

Сидоров: Какие деньги?

Издатель: То есть как какие деньги, Сидоров? Вы меня удивляете. Вы, не поймите меня превратно, пришли в коммерческое издательство, а коммерческие издательства предназначены для того, чтобы приносить учредителям прибыль. Если я не стану приносить прибыль, учредители на мне живого места не оставят – уволят без выходного пособия в течение 24-х часов. Поэтому я не могу ни с того ни с сего напечатать нераскрученного автора. Готика вышла из моды. Упадочный жанр, неоптимистичные прогнозы плюс общее удорожание публикаций. Вы не представляете, Сидоров, почем нынче бумага! Типографии дерут безбожно, а мне еще гонорары авторам выплачивать. Вот если бы авторы сами верстали свои книги, сами печатали и распространяли, а прибыль несли издателю!

Сидоров: А сколько нужно, чтобы издать книгу?

Издатель: Три тысячи.

Сидоров (испуганно): Долларов?

Издатель: Евро.

Сидоров: У меня нет таких денег!

Издатель: А вы придумайте, как достать, тогда и приходите. Вы новый российский Амброз Бирс, а Амброз Бирс, да будет вам известно, печатался на свои деньги, а не на издательские. Если вы смогли сочинить роман ужасов, наверное, и денег сможете достать на его опубликование. Фантазируйте, фантазируйте, Сидоров, а за нами не заржавеет, на то мы издатели, подвижники художественной литературы! Разыщите какого-нибудь филантропа, из поклонников, который дал бы денег на опубликование и раскрутку книги. Когда раскрутитесь, пойдет как по маслу, можете мне поверить. Достанете денег и сразу ко мне! Немедленно! С филантропом под ручку!

Сидоров (грустно): Так мне идти?

Издатель: В других издательствах, Сидоров, вас накормили бы лживыми обещаниями, но я готов раскрыть вам суровую правду жизни – грубую подноготную профессиональной писательской изнанки. А грубая подноготная в том, что на писательстве богатеют не писатели, а издатели.

Сидоров: Серьезно?

Издатель: Я что, похож на несерьезного человека? Разве Амброз Бирс разбогател на своих трудах? А вот я не писатель, поэтому у меня в квартире восемь комнат и три санузла. А у вас в квартире сколько санузлов?

Сидоров: Один.

Издатель (проницательно): Совмещенный?

Сидоров: Совмещенный.

Издатель: Видите, все сходится: я не писатель, и у меня в квартире три раздельных санузла, а вы писатель, и у вас в квартире один совмещенный санузел. А вспомните, Сидоров, какие проблемы с опубликованием были у Лавкрафта! Как он маялся, бедняга! А если бы непрофессиональные издатели публиковали его по первому требованию, да еще гонорары выплачивали, вряд ли Лавкрафт превратился в матерого американского писателя. Такова судьба всех творческих интеллигентов, да что я вам рассказываю, сами знаете! Ступайте, Сидоров, ступайте и хорошенько задумайтесь над моими словами.

Понурый Сидоров забирает рукопись и прикрывает за собой дверь.

(По телефону). Охрана? Запирайте, больше я никого не жду. Последний сейчас выйдет.

Издатель встает из-за стола. Подходит к окну и поворачивает жалюзи. За окном поздний вечер и сильная гроза. Внезапно Издателю чудится за стеклом неясный шорох. В этот момент на улице вспыхивает молния. В ее ирреальном свете на Издателя смотрит чье-то разгневанное зеленое лицо с высунутым раздвоенным языком.

Издатель: Аааа!