Сцена 6
Через некоторое время, в избе Посошковых. Ивашка на дедовом месте, что-то сооружает: какую-то деревянную коробку с выступающей сверху металлической скобой. В избу заходит Ромашка, с правым плечом на перевязи.
Ромашка: Что делаишь, братка?
Ивашка показывает изделие.
Ивашка: Молньи буду овомо улавливати.
Ромашка: Молньи?!
Ивашка: Их.
Поправляет скобу.
Ромашка: Да як же ты молньи в короб улавливати?
Ивашка: Съде, братка, провод железный прикрепити, да и заброшу его на жерди подлиньше на нашу стреху. А там грозы дожидатися буде. Кады молнья вдарит, то попаде в провод железный и по нему в ловушку мою прибегае. А оттудовы выбраца ей никак не мочно.
Ромашка слушает, раскрыв рот.
Ромашка: Начто тебе молньи?
Ивашка (раздумчиво): Молнью ко многому приспособити мочно. Али тоненьку медну пластину взяти да к молньи подключити, дабы во тьме светом ярким светилась заместо лучины; али еще што. А мочно молньей из фузеи пуляти. Прикидывал я таки и сяки, должно бы саженей на тысчу молньей из фузеи прицельно бити.
Ромашка: В кого пуляти задумав, братка?
Ивашка: А вот придути солдаты, в Петропавловку меня заточати, их, можа, из молньи и постреляе.
Ромашка (спадая с лица): За што ж к тебе, братка, солдаты придути?
Ивашка: А ты не знае?
Ромашка (шепчет): Не знае.
Ивашка: Естли Аврамия-монаха пытать буде, скаже он мое имя. Али я тебе о том не жаловалси?
Ромашка: Типун те на язык.
Ивашка (с горечью): Зачем я, дурень, согласилси, штобы Аврамий мои грамотки Государю передал? Самому надоть было. Я придумав, мне и пред Государем отвечати. Душу монашью поназря погубити.
Ромашка: Можа, и не скаже Аврамий о тебе…
Ивашка: Не о себе, об его душе загубленной пещусь. Запытают монаха в карауле али забвением уморят. Надо бы, Ромашка, положить устав недвижимый такой, еже судья, вшед в канцелярию и седши на место, первее велел бы колодников, что их есть, поставить перед себя налицо и спросил бы всех порознь, хто в чем сидит, и у коего подьячего дело его, то справитца з делом. И буде дело до кого невеликое, то того ж часа и решить ево, а буде коего дела решить того часа невозможно, то велел бы того свободить на поруки или на росписку или за пристава и положил бы срок, когда коему явитца.
Ромашка (жалобно): Уйтить те надобно, братка, подале от сих мест…
Ивашка: Без пашпорта не уйтишь далече.
Принимается за ловушку для молний.
Ромашка: Олфер Онтропыч пашпорт тебе справити поможа.
Ивашка: Расхотети я в купецкие прикащики, Ромашка. Господь-Христос мне отсоветовав.
Ромашка: Дело то купецкое, выгодное.
Ивашка: Покупателей обкручивати да переторговывати? Не хощу боле. Ране хотел, а нонече раздумати… Ой!
Ромашка: Шо, братка?
Ивашка: Опяти вразумие.
Хватается за голову и валится на землю.
Ромашка: Дедко! Матушка!
В избу вбегают дед с матерью. Берут стонущего Ивашку за руки за ноги и укладывают на полати.
Дед: Опять занедуже.
Мать: Ивашенька! Потерпи, сынушка родненький.
Ивашка мечется по полатям, потом затихает.
Мать: Вот и прошло, сынушка.
Ромашка: Об чем, братка, тебе Господь на этот раз надоумив?
Дед: Молчит пущай, раз башка не работае. Надысь такое ввернув про Государя нашего помазаннова, что язык повторивать не поворачиваца. А исчо казывал внучок, быдто можа на расстоянии голос передавати: в Казани говаривати, а в Москве слушати… Совсем башкой сбрендив.
Ивашка открывает глаза и, видя склонившихся над ним родных, содрогается.
Ивашка: Я-то в чем виноватый, дедко, коли думы в башку стучаца? Я не самочинно, мене Господь-Христос вразумие.
Дед: Не Господь то, не Господь… Господь бы такое не ляпнувши.
Ивашка обращает измученное лицо в сторону иконы и кричит:
Ивашка: Христос-Господь, пошто ты меня вразумие? Пошто думы подметные в башку посылае? Рази не зришь, што мучаюси я от того зряшно, поелику больно мне разор в Расеи видети, а молчати не можу?